Документы по "Делу" Сутягина

12-13.11.01 Речь адвоката в прениях сторон

Уважаемый суд!

На протяжении всего времени, в течение которого я принимаю участие в этом деле, я не могу избавиться от картины, которую нарисовало мне мое бурное воображение. А рисует оно образы граждан нашего государства, которые везде и всегда ходят с Законом о государственной тайне, Перечнем сведений, отнесенных к государственной тайне и всю информацию, полученную из газет, журналов, книг, телевидения и из других источников, сверяют с текстом этих документов. Решив же, что услышанные ими сведения имеются в этих документах, стараются навсегда забыть эту информацию или запрятать так далеко, чтобы никто и никогда не нашел. Если бы такую картину мне нарисовали до участия в этом деле, то я бы долго и весело смеялась, потому что уж очень эта картина комична и нереальна.

Правда, от дела Сутягина совсем не хочется смеяться, а наоборот хочется рыдать горючими слезами, потому что на скамье подсудимых находится блестящий молодой ученый, с огромным умственным потенциалом, который может и хочет принести пользу нашему государству, а вместо этого весь свой громадный ум использует для того, чтобы разбить абсурдное и не основанное на законе обвинение. Если бы уголовные дела возможно было относить к литературному жанру, то я бы определила жанр уголовного дела в отношении Игоря Сутягина как трагедия абсурда.

Возможно, со стороны защиты и дерзко звучит сравнение обвинения в таком серьезном преступлении как Государственная измена с абсурдностью. Однако, все 10 месяцев, что я участвую в этом деле, не только не опровергли это мнение, а еще более укрепили мою убежденность в правильности выбранного определения.

Да, Сутягина обвиняют в совершении Государственной измены, в преступлении, которое в глазах людей является одним из самых ужасных. Во все времена к предателям относились с презрением, брезгливостью и осуждением. Предатель – это враг, которому нет оправдания.

И в этом деле есть большая опасность поддаться этим настроениям, ощущениям, эмоциям и тогда вырастет стена отчуждения, стена непонимания, за которой будет очень сложно рассмотреть истину, которая будет мешать объективно смотреть на существующую реальность и будет мешать разобраться в деле.

Но что простительно для людей не связанных с юриспруденцией, просто недопустимо для юристов. Мы юристы и в своей работе мы не можем руководствоваться ни настроениями, ни ощущениями, ни эмоциями, мы можем руководствоваться исключительно достоверными, допустимыми и достаточными доказательствами. А обвинительный приговор может быть вынесен только в том случае, если не будет ни одного, даже маленького, сомнения в том, что человек, обвиняемый в преступлении, это преступление действительно совершал.

Я с самого начала была убеждена в полной невиновности Сутягина, и буду настаивать на своей позиции до тех пор, пока не восторжествует справедливость.

Думаю, что такая возможность существует уже в этом процессе, если будет проявлена элементарная требовательность к имеющимся в деле доказательствам, будут очень внимательно изучены, оценены эти доказательства и взвешены все «за», и «против».

Защита очень надеется, что суд пойдет именно по этому пути, пути сложному и трудному, но, на взгляд защиты, единственному и самому оправданному, потому что именно такой путь может привести к установлению справедливости. А это и есть самая главная задача и суда и всех нас, потому что за уголовным делом стоят не бумажки, а живой человек, с его жизнью и судьбой.

Но видимо, органы предварительного следствия, которые расследовали это дело, совсем по иному, представляли себе свою задачу. Такое впечатление, что органы следствия считали своей задачей не сбор, оценку и проверку доказательств, не установление истины, а любыми способами и средствами обвинить Сутягина в государственной измене.

Итогом этой погони за обвинением стало дело в 11 томов и обвинительное заключение, которое не выдерживает никакой критики. Следствие старалось сделать все, но только не разобраться в этом деле.

А дело это, при всей его кажущейся сложности и объемности – очень просто.

Надо только разобраться в терминах и понятиях, тогда все сразу станет ясным и встанет на свои места.

Итак, Игоря Сутягина обвиняют в государственной измене в форме шпионажа.

Шпионаж же представляет собой, передачу, а ровно собирание, похищение или хранение в целях передачи иностранному государству, иностранной организации или их представителям сведений, составляющих государственную тайну, а также передача или собирание по заданию иностранной разведки иных сведений для использования их в ущерб внешней безопасности РФ.

Таким образом, очевидно, что по предмету преступления шпионаж подразделяется на два вида:
1) шпионаж в отношении сведений, составляющих государственную тайну
2) шпионаж в отношении иных сведений.

В связи с тем, что Сутягина обвиняют в совершении шпионажа обоих видов, я бы хотела по отдельности рассмотреть и эти понятия и доказательства, которые приводит следствие, а вслед за ним обвинение, по каждому из этих видов.

Для начала, мне бы хотелось остановиться на первом виде.

Думаю, что проанализировав ст.ст. 275 и 276 УК РФ и применив знания, полученные в институте, не трудно прийти к выводу, что обвинить человека в совершении шпионажа вообще и первого вида шпионажа в частности, возможно, только если доказаны объективная и субъективная стороны этого преступления.

Объективная сторона шпионажа первого вида характеризуется как передача, а ровно собирание, похищение или хранение в целях передачи иностранному государству, иностранной организации или их представителям сведений, составляющих государственную тайну.

Субъективная же сторона характеризуется только прямым умыслом. Это означает, что лицо собирает, передает и хранит именно государственную тайну, а не какие-то другие сведения и что он желает передать именно государственную тайну.

Если вернуться из области теории к делу Сутягина, то следствию и обвинению надо было доказать, что Сутягин эту самую государственную тайну передавал, собирал, хранил в целях передачи и что самое главное осознавал, что имеет дело именно с государственной тайной. Для этого, необходимо было разобраться, что же кроется под понятием – государственная тайна.

На взгляд защиты, ни следствие, ни обвинение этого не сделало. Следствие выдвинуло ТАКУЮ теорию, а обвинение ее поддержало, от которой, лично мне, стало не по себе. Честно говоря, я очень надеялась, что в течение судебного следствия, представитель обвинения как-то изменит свою позицию, и судебное следствие подтолкнет к желанию разобраться в этом деле. Но мои надежды не оправдались. После речи государственного обвинения мне показалось, что прокурору вообще не надо было этого судебного следствия. Подобную речь можно было прочитать сразу после оглашения обвинительного заключения. Уж очень эта речь была похожа на это самое обвинительное заключение.

Следствие считает, а обвинение поддерживает эту позицию, что Сутягин, встав на путь государственной измены, осознавая обществнно-опасный характер своих действий и руководствуясь корыстными мотивами, во исполнение полученного от военной разведки США задания, в период с июня 1998 года по июль 1999 г. путем анализа и систематизации опубликованной в российской и зарубежной печати информации, а также использования других не установленных источников информации, собирал, хранил по месту жительства и работы, с целью передачи, а затем в ходе личных встреч на территории иностранных государств передавал Ш.Кидду и Н.Локк за денежное вознаграждение сведения о военном и оборонном потенциале России, составляющие государственную тайну, и иные сведения военного и военно-политического характера для использования их в ущерб внешней безопасности России.

Больше всего меня поразило, что следствие и прокурор, вполне серьезно считают, что Сутягин получал государственную тайну из опубликованной в российской и зарубежной печати информации и что он прекрасно понимал, что в открытых источниках содержится государственная тайна.

Когда я первый раз ознакомилась с обвинением, то подумала, что, видимо, что-то не правильно поняла или неправильно прочитала. Перечитала еще раз и убедилась, что прочитала-то я все правильно, но не поняла – это совершенно точно.

Я-то, наивная, полагала, что государственная тайна у нас охраняется государством и спрятана за семью печатями. Получается, что нет. По мнению следствия и прокурора, наше государство, свою тайну, совсем не охраняет, напротив, распространяет ее в средствах массовой информации, то есть распространяет для масс, по секрету всему свету, но вовсе не для того, чтобы массы эту информацию свободно читали. Прежде чем эту информацию прочитать, эти бедные массы должны понимать, что она может содержать государственную тайну и непременно сравнить ее с Законом о государственной тайне и с Перечнем сведений, отнесенных к государственной тайне и только после этого пускаться в рассуждения по поводу прочитанного. Более того, по логике следствия и прокурора получается, что можно только воспринимать буквенные знаки, но ни в коем случае не анализировать прочитанное, и не дай Бог систематизировать, вдруг доанализируешься или досистематизируешься до государственной тайны

Мне показалось, что такая логика возникла из-за непонимания того, что скрывается под термином – государственная тайна, а это непонимание или нежелание понять, в свою очередь привело к тому, что родилось это дело.

Я не поленилась и посмотрела в Словаре русского языка С.И. Ожегова, что такое тайна. «Тайна – это нечто скрываемое от других, известное не всем, секретное».

Понятие государственной тайны определено в Законе о государственной тайне. Согласно ст.2 закона, государственная тайна – это «защищаемые государством сведения в области его военной, внешнеполитической, экономической, разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности, распространение которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации».

Сопоставив эти два понятия, нетрудно, и вполне допустимо прийти к выводу, что государственная тайна – это защищаемые, скрываемые и секретные сведения.

Этот вывод полностью подтверждает анализ Закона о государственной тайне. А именно те обстоятельства, что закон регулирует отношения в связи с отнесением сведений к государственной тайне их засекречиванием и рассекречиванием, что закон определяет понятие степени секретности сведений и грифы секретности, порядок засекречивания сведений, порядок допуска к государственной тайне и ограничения возникающие в связи с эти допуском. Таким образом, можно полагать, что прежде чем сведения становятся государственной тайной, их относят к государственной тайне, засекречивают и определяют гриф секретности. При этом, не так-то просто ознакомиться с государственной тайной. Во-первых, необходимо, чтобы лицо допустили к государственной тайне, а во-вторых, лицо допущенное к государственной тайне еще и ограничивают в правах.

Более того, Конституция РФ – Основной закон нашей страны – гарантирует свободу массовой информации, запрещение цензуры, а также права граждан свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию. (ст. 29).

Эти же постулаты, закреплены и в Законе РФ «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г.: «Граждане имеют право на оперативное получение через средства массовой информации достоверных сведений о деятельности государственных органов и организаций, общественных объединений, их должностных лиц.» (ст.38). Тот же закон предоставляет редакции право запрашивать информацию о деятельности государственных органов и организаций, общественных объединений, их должностных лиц. (ст.39). Отказ же в предоставлении запрашиваемой информации возможен, только если она содержит сведения, составляющие государственную, коммерческую или иную специально охраняемую законом тайну. (ст.40) Кроме того, несмотря на недопустимость цензуры, «не допускается использование средств массовой информации в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости или розни, для пропаганды войны, а также для распространения передач, пропагандирующих порнографию, культ насилия и жестокости». (ст.4).

Все вышеперечисленное не просто свидетельствует, а заставляет думать, что государственная тайна не может содержаться в открытых источниках.

В связи с вышеизложенным, защита убеждена, что любой гражданин Российской Федерации, в данном случае Сутягин, не имеет реальной возможности понимать, знать, осознавать, что в открытой литературе может содержаться государственная тайна.

Даже ребенок понимает, что такое тайна, что тайна не может быть открыта для всех, а уж мало-мальски образованный человек в твердо утвердительной форме заявит, что государственная тайна охраняется государством и никак не может печататься в открытой литературе. Какая же это тогда тайна?! А уж если тайна печатается в газете, то это вина вовсе не читателей, а государства, которое позволяет, при серьезной организации защиты, эту тайну печатать. Грош цена тайне, которая доступна для всех.

По убеждению защиты, гражданин вправе считать, что, в соответствии с со здравым смыслом, законом, логикой и пониманием, что такое тайна, та информация, которая содержится в открытой печати не является секретной и не может содержать сведения, составляющие государственную тайну.

Поэтому здраво, логично и правдоподобно звучат заявления Сутягина, которые он делал на протяжении всего предварительного следствия и суда о том, что он не осознавал и не мог осознавать, что сведения почерпнутые им из открытых, а зачастую из подцензурных изданий, могут составлять государственную тайну. Потому что не может быть в открытой литературе государственной тайны!

Однако, если я правильно понимаю мысли следствия и прокурора, который однако свои мысли высказывал довольно скупо, а лишь пересказывал обвинительное заключение, то Сутягина обвиняют в том, что он получал государственную тайну путем анализа и систематизации опубликованной в российской и зарубежной печати информации.

Заявление, конечно, интересное, но для меня не понятное. Во-первых, мне не понятно, как в зарубежных источниках может содержаться государственная тайна нашего государства. Что это за тайна такая?! Во-вторых, я слабо себе представляю, как можно читать что бы то ни было и не анализировать прочитанное. Надо что, просто складывать буквы в слова и предложения и не пробовать понять, что написано? Ведь если не проанализируешь прочитанное, то вряд ли поймешь! Может следователи Калужского ФСБ и не анализируют прочитанное, тогда, кстати, станет понятным, почему родилось это дело. Ну, я этого не знаю, и не буду утверждать.

Но человек, все же, существо мыслящее, а тем более ученый, и на мой взгляд просто не может не проанализировать то, что прочитал. Мысль - это же неотъемлемая часть человека.

В любом случае, такое заявление могло родиться из-за непонимания того, что такое анализ и система. Все в том же Словаре русского языка С.И. Ожегова черным по белому написано, что анализ – это всесторонний разбор, рассмотрение отдельных сторон, свойств, составных частей чего-нибудь. Система – это определенный порядок в расположении и связи частей чего-нибудь.

Таким образом, на основе этих определений не трудно понять, что анализ и система – это не создание чего-то нового, отличающегося от того, что анализируется и систематизируется, а лишь всесторонний разбор и расположение в определенном порядке того, что имеется.

Поэтому-то защита уверена, что невозможно путем анализа и систематизации открытых источников, зная, что в открытых источниках не может содержаться государственная тайна, прийти к государственной тайне и осознавать это.

В судебном заседании Сутягин пояснял, что он и не анализировал открытые источники, не проводил того глубинного анализа, который он делает на работе, а всего лишь делал обзор прессы.

Кроме того, он был уверен, что в тех источниках, которыми он пользовался, не содержится государственная тайна, потому что большинство из них являются подцензурными изданиями, т.к. имеют дело с информацией в военной области.

Допрошенный в судебном заседании. свидетель О. подтвердил тот факт, что военные издания проходят цензуру. Свидетель пояснил, что являлся редактором журнала Морской сборник и что в его журнале, так же как и во всех военных изданиях, производился жесткий контроль на предмет государственной тайны, что журнал военный, и они обязаны подчиняться инструкциям. А инструкции гласят, что необходимо проверять, получаемую информацию на предмет возможного содержания в ней государственной тайны. Так же свидетель пояснил, что все военные издания проходят цензуру на предмет проверки содержания государственной тайны, в информации, которая намечается на опубликование в издании.

Я уверена, и уверенность моя подтверждается приведенными доводами, что любой гражданин Российской Федерации, в данном случае – Сутягин, не имеет реальной возможности определять и понимать, что проанализированные и систематизированные им сведения, полученные из открытых источников, могут составлять государственную тайну.

Гражданин вправе считать, что, если он получил эту информацию из открытых источников, т.е. из источников, где не может и не должна содержаться государственная тайна, то даже если он эту информацию проанализирует и приведет в систему, то она не будет и не может содержать государственную тайну.

Таким образом, доводы следствия и прокурора о возможности получения Сутягиным государственной тайны из открытых источников, даже путем анализа и систематизации, а также осознания им этой возможности несостоятельны и полностью опровергаются как существующими в Российской Федерации законами, так и простой логикой, здравым смыслом и имеющимся в сознании людей определением тайны.

Я полагаю, что следствие и обвинение этим делом пытаются создать нездоровый прецедент и вольное толкование ст.ст. 275 и 276 УК РФ. Эти статьи предусматривают ответственность за то, что человек передает секретные сведения, отлично это видит, понимает, да еще хочет эти сведения донести до иностранных разведчиков, но никак не за то, в чем обвиняют Сутягина.

Закон о государственной тайне, сам по себе не устанавливает степени секретности тех или иных сведений, т.е. не засекречивает сведения, поскольку отнесение сведений к государственной тайне проводится согласно специальной процедуре, описанной в ст.9 Закона через Приказы Министра обороны и Указы Президента России. Это обстоятельство имеет одно из важных значений, т.к. только после засекречивания сведений вводятся ограничения на распространение сведений, составляющих государственную тайну, и на доступ к их носителям, т.е. государство начинает эти сведения защищать. А только защищаемые государством сведения, являются государственной тайной.

Вышеизложенное позволяет утверждать, что Закон о государственной тайне не может служить единственной основой для понимания того, что определенные сведения являются государственной тайной. Для точного понимания этого, надо также использовать и Указ Президента России № 1203 от 1995 г. (в редакции от 24.01.1998 г.) и приказ Министра Обороны № 055 от 10.08.1996.

Этот вывод, косвенно, подтверждает тот факт, что эксперты, проводившие экспертизы степени секретности сведений, пользовались всеми тремя документами.

Сутягин же располагал только Законом о государственной тайне и Перечнем сведений, отнесенных к государственной тайне, т.к. только Перечень и Закон открыто опубликованы и доступны для всех. Однако, двух этих документов не достаточно для определения того, являются ли конкретные сведения государственной тайной. На основе этих документов, можно прийти только к выводу, что существуют некие категории сведений, которые могут быть отнесены к государственной тайне, а могут быть к ней и не отнесены. Но, для того, чтобы обвинить человека в государственной измене, необходимо, чтобы он точно знал, что имеет дело именно с государственной тайной.

В связи с вышеизложенным, защита считает, что любой гражданин России, в данном случае Сутягин, не имеет реальной возможности определять относимость информации к понятию «сведения, составляющие государственную тайну» пользуясь только Законом о государственной тайне и Перечнем сведений, отнесенных к государственной тайне, т.к. он не является тем лицом, который в соответствии с Законом наделен правом относить сведения к государственной тайне, а значит, не является компетентным в этой области. Закон и Перечень содержат только категории сведений, составляющих государственную тайну, а не сведения, которые являются государственной тайной, и Закон и Перечень не устанавливают степени секретности сведений, т.е. не засекречивает их.

В связи с этим, правдоподобно и логично звучит пояснение Сутягина о том, что он не понимал Закон и Перечень, поэтому не мог ими пользоваться в работе. Более того, Сутягин обратился за разъяснениями по поводу Закона к куратору института со стороны ФСБ, который пояснил, что допуска к государственной тайне у института в целом и у Сутягина в частности нет, поэтому и разгласить он ничего не может. Этим разъяснением сотрудника ФСБ, который по работе должен знать такие вещи, Сутягин и стал руководствоваться, а также критерием – опубликование в открытых источниках, т.к. Сутягин был уверен, что в открытых источниках не может содержаться государственная тайна. В судебном заседании свидетель Агеев подтвердил тот факт, что обсуждал с Сутягиным Закон о государственной тайне.

Таким образом, вывод следствия о осознании Сутягиным, что часть сведений, которые он передал, составляют государственную тайну, на том основании, что Сутягин был знаком с Законом о государственной тайне и Перечнем сведений, отнесенных к государственной тайне не основан ни на материалах дела, ни на анализе Закона и Перечня, в связи с этим является несостоятельным.

Я вообще не понимаю, какая связь между тем, что Сутягин пользовался Законом и тем, что Сутягин в связи с этим, мог определять, что относится к государственной тайне, а что нет.

Миллионы людей пользуются каждый день машинами. Это что означает, что они прекрасно понимают, как машина функционирует и что надо делать, если машина сломается? Нет ведь! Если машина ломается, то ее чинит специалист. И ни у кого это не вызывает удивление. Это считается нормальным. Каждый должен заниматься своим делом, в котором он специалист.

Почему с Законом о государственной тайне должно быть иначе?

Почему человек, который не связан с юриспруденцией, должен разбираться в нормах Закона, да еще сам определять, что относится к государственной тайне, а что нет. Может у нас в стране все так странно именно потому, что каждый норовит заниматься не своим делом?!

Мне не понятны ссылки на то, что раз Сутягин очень умный, то должен был все понимать.

Но он же специалист не в области Закона о государственной тайне, а совершенно в другой области!

Если следовать такой логике, то любой умный человек может спокойно относить те или иные сведения к государственной тайне. Я не думаю, что на работу в следственный отдел берут глупых людей. Если все так просто, то почему же тогда следователи сами не определили, какие сведения, переданные Сутягиным, относятся к государственной тайне, какие нет, а назначили экспертизы?

Значит, все же потребовались специальные познания, которыми следователи не обладают!

Это означает, что человек не являющийся специалистом в области отнесения сведений к государственной тайне, не имеет возможности определять, что является государственной тайной и он вправе считать, что все сведения, полученные из открытых источников не являются секретными.

В качестве одних из самых главных доказательств вины Сутягина следствие считает экспертизы степени секретности, которые и приводит в качестве обоснования субъективной стороны.

Следствие почему-то считает, что экспертизы степени секретности, которые признали, что переданные им на исследования сведения составляют государственную тайну, доказывают осознание Сутягиным того факта, что он передавал сведения, составляющие государственную тайну.

Но, на основании этих экспертиз можно сделать вывод только о том, что эксперты признали, что некие сведения, составляют государственную тайну и имеют определенный гриф. Больше нельзя сделать никакой вывод. Никакого отношения к осознанию либо не осознанию Сутягиным чего бы то ни было, они не имеют и не могут иметь, потому как преследуют другую цель.

Таким образом, даже если принимать за истину те выводы, к которым пришли эксперты, то они вовсе не доказывают того факта, что Сутягин понимал, что имеет дело с государственной тайной. Однако, данное обстоятельство необходимо для обвинения в государственной измене.

Более того, все экспертизы, которые признали, что сведения составляют государственную тайну были получены с существенным нарушением норм УПК РСФСР и в связи с этим не могут быть положены в

основу обвинения. Об этом защита подробно изложила в своих ходатайствах, и нет нужды эти

ходатайства повторять. Это займет слишком много времени. Я лишь хочу просить суд рассмотреть

эти ходатайства при вынесении приговора и удовлетворить их.

Представитель государственного обвинения возражал против доводов защиты, но, на мой взгляд, очень неубедительно. Более того, представитель обвинения протестовал не против всех доводов защиты, а лишь против некоторых. Я не знаю, что это означает, может потому, что прокурор согласен с доводами защиты, может потому, что у него нет доводов против, может еще по каким-то причинам. Я этого не знаю. Я могу лишь оценить те доводы, которые привел прокурор.

Прокурор считает, что все экспертизы были проведены в соответствии с законом и доводы защиты не состоятельны. Правда прокурор не поясняет почему доводы защиты не состоятельны.

Защита считает, доводы прокурора несостоятельным и не основанным на законе.

У защиты и помимо этого есть очень серьезные замечания в отношении этих экспертиз.

Прежде всего, это тот факт, что эксперты при даче заключения пользовались незаконным нормативным актом, а именно приказом Министра обороны РФ от 10 августа 1996 года № 055.

К такому выводу пришел Верховный Суд РФ. 12 сентября 2001 г. Верховный Суд РФ вынес решение по жалобе Никитина А.К. на Перечень сведений, подлежащих засекречиванию в Вооруженных Силах Российской Федерации, утвержденный приказом Министра обороны РФ от 10 августа 1996. 6 ноября 2001 г. это решение было оставлено в силе. Несмотря на то, что решение было вынесено только по 10 пунктам Приказа, потому как только об этом просил заявитель, это вовсе не означает, что в остальной части Приказ законен. Ведь эти пункты являются содержанием Приказа, а не существуют вне его и Верховный Суд признал эти пункты незаконными именно в связи с незаконностью самого Приказа, т.к. он не прошел государственную регистрацию. Об этом прямо указано в описательной части решения. В соответствии со ст. 28 УПК РСФСР, вступившее в законную силу решение суда по гражданскому делу, обязательно для суда, при производстве по уголовному делу.

Кроме того, согласно ч. 3 ст. 15 Конституции РФ любые нормативно правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы для всеобщего сведения. Решением Верховного Суда от 12 сентября 2001 г., было признано, что Приказ № 055 затрагивает права и свободы человека.

Таким образом, Приказ № 055 является незаконным и его использование при производстве экспертиз, является прямым нарушением Конституции России (ст. 15 ч. 3). Однако, эксперты 8-го управления ГШ РФ, ГШ РВСН МО РФ, ГШ ВВС и ПВО РФ, ГШ ВМФ РФ, которые дали заключение о том, что в представленных им на исследование сведениях содержится государственная тайна, пользовались Приказом № 055. Эксперты и не могли им не пользоваться, так как только этот Приказ содержит грифы секретности категорий сведений.

Как я показывала ранее, только Закона о государственной тайне и, Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, не достаточно для определения того, являются ли сведения государственной тайной или нет, т.к. установлен определенный порядок процедуры отнесения сведений к государственной тайне, который включает в себя и использование перечней сведений, подлежащих засекречиванию.

Этот вывод полностью подтвердили эксперты, допрошенные в ходе судебного заседания.

Из показаний экспертов следует, что недостаточно использовать только Закон и Перечень для определения того, составляют ли сведения государственную тайну или нет. Необходимо использовать еще и Приказ № 055, ТТЗ и Приказ № 010.

И если эксперты, даже на основании своего опыта, не могли без помощи засекреченного Приказа и других секретных инструкций определить, составляют ли сведения государственную тайну или нет, то Сутягин, который не обладает познаниями в этой области и не имеет этих приказов, тем более не мог этого сделать.

Защита считает, что использование Приказа № 055 при производстве экспертиз означает:

1. что заключение экспертов основывалось на Приказе, который является незаконным, и не мог применяться, т.к. не был официально опубликован и зарегистрирован, что является нарушением ст. 15 Конституции России. А это в свою очередь означает, что и заключения экспертов не могут быть положены в основу обвинения;
2. что использование только Закона и Перечня не достаточно для решения вопроса об относимости сведений к государственной.

Кроме того, у экспертов нет единства по вопросам применения Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне. Это стало очевидно после допроса экспертов в судебном заседании.

Если даже эксперты, которые являются специалистами в области Закона и Перечня (а иначе им бы не поручили производство экспертизы) не четко понимают Перечень, то Сутягин, который не является специалистом в данной области тем более не может четко определять, что согласно этому Перечню, относится к государственной тайне, а что нет.

Так же у экспертов нет единства в вопросе отнесения одинаковых сведений к государственной тайне. Более того, эксперты приходили к прямо противоположным выводам! Если уж даже у специалистов нет четкого понимания этого вопроса, то у Сутягина тем более этого понимания не может быть.

А, как известно, обвинение не может строиться на противоречивых доказательствах и все сомнения должны толковаться в пользу подсудимого.

У экспертов также нет единства в понимании терминов, которые применяются в Законе и Перечнях.

В частности у экспертов нет единства в понимании термина дислокация.

Одни эксперты считают, что дислокация – это даже когда указано, что какой-то объект находится в районе такого-то населенного пункта. Другие поясняют, что дислокация определяется координатами, а если указано, что объект находится в районе, южнее, севернее, то этим не раскрывается дислокация. Таким образом, у экспертов нет единства и в вопросах понимания отдельных терминов. Все же возникшие сомнения, должны толковаться в пользу подсудимого.

Из показаний ряда экспертов также следует, что эксперты признавали секретными вовсе не те сведения, о которых говорил Сутягин, а те сведения, которые, по мнению экспертов, Сутягин подразумевал.

Из показаний экспертов данных ими в ходе судебного заседания следует, что они признали государственной тайной не сведения, содержащиеся в показаниях Сутягина, а сведения, которые Сутягин, по мнению экспертов, знает.

Из этих показаний видно, что эксперты признали государственной тайной не сведения переданные Сутягиным, а свои предположения о знаниях Сутягина.

Подобные выводы, ни под каким видом не могут быть положены в основу обвинения. Перед экспертами вовсе не ставились вопросы о том, что подразумевает Сутягин. Эксперты должны были оценить степень секретности тех сведений, о которых Сутягин говорил. Эксперты эту задачу не выполнили, в связи с чем, их выводы не могут быть положены в основу обвинения.

Но даже если закрыть глаза на все эти нарушения, что, конечно невозможно, то эти экспертизы не имеют никакого отношения к доказыванию прямого умысла.

Ведь если бы было так просто определять, относятся ли сведения к государственной тайне или нет, то не было бы и смысла назначать эти экспертизы. А если все же потребовались специальные познания в этой области, то это говорит о том, что только специалисты могут определить, какие сведения относятся к государственной тайне, а какие нет. Сутягин подобными знаниями не обладает. Он является специалистом совершенно в другой области, поэтому он и не может определять относимость сведений к государственной тайне.

Если подвести итого сказанному, то защита считает, что следствие и обвинение не доказали тот факт, что Сутягин осознавал, что имеет дело с государственной тайной. Следствие и обвинение не привели достаточных, достоверных и допустимых доказательств на основании которых можно сделать однозначный вывод о наличии в действиях Сутягина субъективной стороны. Более того, следствие привело, а обвинение поддержало, такие доказательства, на основании которых можно прийти к выводу, что Сутягин не осознавал и не мог осознавать, что имеет дело с государственной тайной.

Что касается объективной стороны, то, на мой взгляд, здесь все предельно ясно и просто.

Объективная сторона шпионажа первого вида характеризуется как передача, а ровно собирание, похищение или хранение в целях передачи сведений, составляющих государственную тайну.

Таким образом, надо было доказать, что Сутягин передал сведения, составляющие государственную тайну, а также собирал эти сведения и хранил в целях передачи.

На мой взгляд, необходимо было доказать, что сведения не просто составляют государственную тайну, а что на момент передачи, эти сведения составляли государственную тайну. Однако, перед экспертами были поставлены иные вопросы, а именно: «Составляют ли названные сведения государственную тайну? В положительном случае указать, какие конкретно, какова их степень секретности?» Из заключений экспертов следует, что они изучали представленные материалы на предмет отнесения сведений к государственной тайне. (т. 9 л.д. 68-71). Таким образом, эксперты не определяли – являлись ли представленные сведения на момент их передачи государственной тайной, а отнесли эти сведения к государственной тайне и определили им гриф, т.е. сами эти сведения засекретили.

Более того, в целях полного, объективного и всестороннего исследования, следствию необходимо было выяснить и вопрос о том, рассекречены ли сведения, которые были представлены на исследования.

Ведь согласно Закону о средствах массовой информации и Приказу № 055, в открытых источниках не могут содержаться сведения, составляющие государственную тайну.

Однако, следствие вопрос о рассекречивании сведений не выясняло, перед экспертами подобный вопрос не ставило, а как пояснили эксперты они отвечали только на поставленные вопросы и вопросом рассекречивания не занимались. В связи с этим, невозможно теперь с достоверностью утверждать, что исследуемые сведения являются секретными и их не рассекретили.

Я же считаю, что эти сведения были рассекречены, иначе они не могли появиться в открытой, а тем более, западной печати.

В силу же презумпции невиновности, все сомнения должны трактоваться в пользу подсудимого.

В связи с вышеизложенным, я полагаю, что следствием не добыто достаточных доказательств того, что сведения, переданные Сутягиным, на момент передачи, составляли государственную тайну и что они вообще эту тайну составляют.

Что касается сбора и хранения в целях передачи, то на мой взгляд, следствие вообще не исследовало этот вопрос. Следствие не исследовало ни вопрос сбора, ни вопрос хранения, ни наличие цели.

А вот если бы исследовало, то также как и суд установило, что собирал Сутягин свои источники и хранил их еще ЗАДОЛГО до того, как познакомился с Киддом и Локк. Суд исследовал все источники, которые были приобщены к материалам дела. Я подсчитала, получилось, что суд исследовал порядка 268 печатных изданий. Из них только 100 – источники за 1998 и 1999 г. Как собирая и храня источники еще до знакомства с Киддом и Локк, Сутягин мог иметь цель собирать и хранить эти источники для того, чтобы их им передать? Полнейший абсурд. Что же касается источников за 1998-99 года, то следствием также не доказан тот факт, что эти источники собирались и хранились для Кидда и Локк. Сам Сутягин, его жена, мать, отец, друг и коллеги показали в судебном заседании, что он с детства собирает вырезки из газет и журналов, т.к. если он чем-то интересуется, то вгрызается в проблему со всех сторон и собирает любую информацию по интересующей его теме. Вот если бы Сутягин никогда не собирал вырезки и тут вдруг у него оказались только вырезки за 1998-99 г. – это могло бы косвенно о чем-то говорить, а так, наличие у него вырезок за 1998-1999 г. может подтверждать лишь тот факт, что Сутягин продолжал заниматься своим увлечением и в 1998-1999 годах.

Сутягин показал, что собирал вырезки отнюдь не для Локк и Кидда, а для того, чтобы использовать в своей работе в Институте, а также потому, что он этими вопросами просто увлекался. Что касается Кидда и Локк, то он специально для них не собирал открытые источники, а пользовался теми, какие у него уже были.

Следствие не опровергло это утверждение.

Ни следствием, ни обвинением вообще не представлены никакие доказательства, что Сутягин собирал и хранил сведения с целью их дальнейшей передачи иностранцам.

Также следствие и обвинение утверждают, что Сутягин собрал сведения, составляющие государственную тайну из не установленных следствием источников.

Но если эти источники не установлены, то утверждение следствия о том, что Сутягин из этих источников что-то получил, является не более, чем предположением следствия.

Однако, в соответствии с Постановлением Пленума Верховного Суда «О судебном приговоре» от 29 апреля 1996 г. и в соответствии со ст. УПК РСФСР обвинительный приговор не может быть основан на предположениях.

Междустрочная мысль следствия, что Сутягин выведывал сведения, составляющие государственную тайну у офицеров, полностью была опровергнута в судебном заседании. Все допрошенные офицеры показали, что Сутягин не спрашивал у них о российском вооружении, и сведений, составляющих государственную тайну они ему не говорили. Только два свидетеля из Обнинского учебного центра показали суду, что Сутягин спрашивал у офицеров о лодке 705 проекта. Но на этот вопрос ему не ответили. Более того, данная лодка давно снята с вооружения России и как пояснил Сутягин, интересовала его только как исторический проект. Кстати, сведения об этой лодке в обвинении не фигурируют.

Допрошенный в качестве свидетеля Ямков В.Д., который был в то время руководителем Обнинского учебного центра подтвердил, что вопросы Сутягин не задавал, задавали вопросы только слушатели лекции, потому как это нормальный порядок на лекциях, иначе зачем приглашать лектора.

На его взгляд, никаких грубых нарушений режима тем, что Сутягин читал лекции в учебном центре, не было. И Сутягин в Центре мог узнать только о том, что центр создан с целью подготовки специалистов для подводных лодок, но это информация не является секретной.

Таким образом, не было установлено, что Сутягин получал информацию, путем выведывания. Более того, в ходе судебного заседания было установлено, что Сутягин этого не делал.

Ни следствием, ни обвинением не доказан тот факт, что Сутягин получал информацию из других источников, помимо открытой литературы.

А все вышесказанное свидетельствует о том, что следствие и прокурор не доказали наличие объективной стороны в действиях Сутягина.

Подводя итог анализу доказанности первого вида шпионажа, я бы хотела сказать, что следователи Калужского ФСБ и представитель государственного обвинения, как ни старались, не представили убедительных доказательств вины Сутягина. Думаю, что они и не могли это сделать, т.к. Сутягин не совершал никакого преступления.

В связи с тем, что Сутягина обвиняют и в совершении второго вида шпионажа, мне придется проанализировать и эту часть обвинения.

Объективная сторона шпионажа, имеющего своим предметом сведения, не составляющие государственную тайну, состоит из собирания или передачи этих сведений.

Когда я готовилась к этому делу, я, что вполне естественно, перечитала много литературы, касающейся государственной измены в форме шпионажа. В том числе я читала и учебники. В одном из учебников я прочитала, что способы собирания сведений, не составляющих государственную тайну могут быть легальными, а именно изучение периодической печати или специальной литературы, систематизирование сообщений средств массовой информации и т.д. Из этого следует, что ученые, в частности доктор юридических наук, профессор Рарог А.И., считают, что анализ и систематизация сообщений средств массовой информации если и могут рассматриваться как один из признаков объективной стороны шпионажа, то только шпионажа второго вида.

Но для того, чтобы человека обвинить в государственной измене в форме второго вида шпионажа не достаточно доказать только это. Собирание или передача сведений, не составляющих государственную тайну, образуют объективную сторону шпионажа ТОЛЬКО при наличии двух условий. Во-первых, эти действия совершаются по заданию иностранной разведки. Во-вторых, они предназначены для использования в ущерб внешней безопасности России. Отсутствие хотя бы одного из этих условий исключает оценку деяния как шпионажа.

Таким образом, следствию необходимо было доказать, что была иностранная разведка, которая давала задание, и что сведения предназначались для использования в ущерб внешней безопасности.

Сначала о разведке.

В материалах уголовного дела имеется экспертиза принадлежности к разведке иностранных государств. Защита полагает, что эта экспертиза получена с нарушением норм УПК РСФСР и в связи с этим, не может быть положена в основу обвинения. Об этом защита заявила ходатайство, я не буду его повторять и лишь прошу суд рассмотреть это ходатайство при вынесении приговора и удовлетворить его.

По этой экспертизе много и других замечаний, помимо тех, что изложены в ходатайстве.

Я до настоящего времени не могу понять, как это экспертным путем можно прийти к выводу, что кто-то является представителями спецслужб.

Я еще могу понять, если такая экспертизы была бы проведена после длительного, непосредственного изучения экспертами тех людей, в отношении которых они дают заключения. Здесь же за основу берется не личное длительное наблюдение экспертов, а субъективное восприятие Сутягина, который за всю свою жизнь Кидда видел четыре раза, а Локк пять. Можно всю жизнь прожить с человеком и не правильно его оценивать. А здесь эксперты давали оценку людям, которых видели-то всего четыре раза, да и то не сами эксперты…

Можно было, даже не читая экспертизу сказать, что при данных обстоятельствах невозможно прийти к какому-то категоричному выводу.

Эксперты целых восемь месяцев ломали голову над тем, кто же такие эти Надя Локк и Шонн Кидд и не смогли прийти к категоричным выводам.

На все три вопроса, которые были поставлены перед экспертами, эксперты ответили предположительно.

Но для высказывания предположений вовсе не надо проводить экспертизы. Предположение может сделать кто угодно, для этого не нужны специальные познания в определенной области. Если же экспертиза назначена, то ее задача – установить обстоятельство, а не высказать предположение. Предположительный вывод лишает смысла проведенную экспертизу. Такая экспертиза не может быть положена в основу обвинения.

В п.14 Постановления Пленума Верховного Суда СССР «О судебной экспертизе по уголовным делам» от 16 марта 1971 г. прямо указано, что вероятное заключение эксперта не может быть положено в основу приговора». Это же положение указано и в Постановлении Пленума Верховного Суда «О судебном приговоре» от 29 апреля 1996 г. и в статьях УПК РСФСР, в соответствии с которыми, обвинительный приговор не может быть основан на предположениях.

Эксперт Семенов, допрошенный в судебном заседании, показал, что «однозначно, я не могу сказать. Это затруднительно. Я могу предполагать только по косвенным признакам».

Из показаний эксперта также следует, что по одному и тому же вопросу может быть много различных вариантов. При ответе на один из вопросов эксперт пояснил: «Это все предположения. Может быть такой вариант, а может такой. Конкретных фактов нет».

Таким образом, в судебном заседании эксперт Семенов также подтвердил, что выводы экспертов являются лишь предположениями.

Мне опять же не понятно, почему представитель государственного обвинения ограничился лишь чтением этого заключения и не остановился на оценке выводов экспертов. Видимо потому, что для обвинения не выгодно признавать предположительность выводов экспертов. Данную позицию, я также расцениваю, как нежелание объективно разобраться в этом деле.

Я считаю, и мое мнение основано на Постановлении Пленума Верховного Суда, что в связи с тем, что выводы экспертов НИЦ ФСБ от 2 августа 2000 г. не являются категоричными, а являются предположительными, это заключение не может быть положено в основу обвинения.

Предположений может быть много.

Я вот считаю, что Н.Локк и Ш.Кидд не являются представителями разведки. Уж больно много они совершили ошибок. Когда я знакомилась с этой экспертизой, то мне казалось, что я вижу много ошибок, которые, на мой взгляд, никак не могут совершить представители разведки. Что же это за разведчики, которые на каждом шагу делают ошибки. Но я не являюсь специалистом в области контрразведки, поэтому я и задавала вопросы специалисту, чтобы подтвердить или опровергнуть свои мысли. Эксперт Семенов подтвердил мои мысли.

Семенов показал, что не характерно для разведчиков не запрещать рассказывать агенту своим родственникам о контактах с ними, Сутягину не запрещали этого делать.

Не характерно для разведчиков – отсутствие предупреждения о прекращении посещения Посольства США.

Сутягину никто этого не запрещал, он постоянно посещал Посольство США и в период сотрудничества Кидда и Локк. Не характерно для разведчиков не проследить за тем, чтобы агент уничтожил записи. Сутягин ничего не уничтожал. Все его блокноты были изъяты и приобщены к делу.

Не характерно для разведчиков продолжать сотрудничество после отказа агента. Кидд и Локк продолжили сотрудничество после того, как Сутягин отказался от сотрудничества.

Для разведчиков не характерно давать свой домашний адрес. Кидд дал Сутягину свой адрес и даже приглашал его приезжать к нему в гости с женой.

Предоставление своих фотографий – это ошибка. Кидд фотографировался вместе с Сутягиным, а Локк подарила ему свою фотографию. Для разведчиков является ошибкой рассказывать о том, что существуют еще агенты. Кидд об этом рассказал Сутягину. Для разведчика характерно добиваться ответов на поставленные вопросы. Эксперт Семенов пояснил: «Безусловно, что кадровый разведчик должен убедиться, что агент воспринял и запомнил информацию. То, что Локк это не проверила – это ошибка».

Кроме того, эксперт пояснил, что разведчики ВМФ и ВВС проводят самостоятельную работу и самостоятельно собирают сведения. Но Кидда и Локк эксперты не причислили к представителям этих разведок.

Таким образом, я насчитала 12 ошибок и нехарактерных для разведчиков черт.

На основании изложенного, я прихожу к выводу, что Кидд и Локк не являются представителями разведки, т.к. во-первых, разведчики не могли допустить столько ошибок и ошибок грубых, во-вторых, с достоверностью не установлено, что сведения, которые передавал Сутягин, составляют государственную тайну. Более того, для Кидда и Локк эти сведения не являлись секретными. Кидд и Локк ведь не располагали заключениями экспертов, которые имеются в деле. Сутягин им представлял только открытые источники.

Таким образом, тот факт, что Кидд и Локк являются разведчиками, следствие доказывает экспертизой с предположительными выводами. Предположения не могут быть положены в основу обвинения, а это означает, что и нет доказательств, которые бы подтвердили, что Кидд и Локк представители спецслужб.

В материалах уголовного дела есть еще справки из различных подразделений ФСБ, но эти справки были получены с нарушением закона, в связи с чем не могут быть положены в основу обвинения. Кроме того, эти справки очень похожи на заключения экспертов. Однако, надлежащим образом они не оформлены, что также является нарушением. Справки также содержат сведения, достоверность которых не подтверждается документально. Например, в справке указано, что фирма «Альтернатива будущего» в реестре Великобритании не зарегистрирована. Но, никаких данных, подтверждающих это заявление, к справке не приложено. Я могу представить такую же справку, что фирма зарегистрирована. Более того, никто не проверял, а была ли эта фирма зарегистрирована в 1998-99, т.е. когда Сутягин с ней сотрудничал.

Что касается задания, то следствие не приводит никаких доводов в подтверждение этой версии.

Задание – это то, что назначено для выполнения, поручение. Все тот же Словарь Ожегова.

Однако, на протяжении всего предварительного следствия и судебного заседания, Сутягин говорил о том, что ему никаких заданий не давали и что он действовал по своему усмотрению

Теперь об ущербе.

Как я уже говорила, второе условие, которое образует объективную сторону шпионажа – это то обстоятельство, что собранные сведения предназначены для использования в ущерб внешней безопасности России.

Вот здесь я вообще не могу понять логику следствия. Как я понимаю, следствие относит к иным сведениям те сведения, которые эксперты не признали государственной тайной. Но только отнести сведения к иным совершенно не достаточно для доказывания объективной стороны. Необходимо также доказать, что эти сведения могут быть использованы в ущерб внешней безопасности РФ. Однако таких доказательств я в деле не нашла. Более того, в материалах уголовного дела имеются доказательства того, что ущерб никакой не нанесен.

В деле отсутствуют доказательства того, что сведения, не составляющие государственную тайну, причинили ущерб внешней безопасности России, т.к. эксперты либо ответили, что ущерб внешней безопасности не нанесен, т.к. сведения не составляют государственную тайну, либо не определили ущерб, либо вообще не ответили на вопрос об ущербе.

Более того, в материалах дела имеется ряд постановлений о прекращении дела в отношении определенных сведений именно на основании того, что эти сведения не относятся к государственной тайне и не могут принести ущерб внешней безопасности. Где же логика? Почему в отношении одних сведений дело прекращается, а в отношении других сведений нет? Следствие не дало никаких пояснений по этому поводу.

Представитель государственного обвинения также ничего нового нам по этому поводу не сообщил и никак не оценил заключения экспертов. Прокурор лишь сказал, что Сутягин передал иные сведения в ущерб внешней безопасности России, но не пояснил, чем это доказывается.

На основании вышеизложенного, я считаю, что ни следствие, ни обвинение не доказали наличие в действиях Сутягина объективной стороны государственной измены в форме шпионажа. Следствие не доказало ни одного условия объективной стороны. Ни то, что Сутягин действовал по заданию иностранной разведки, т.к. если не доказан сам факт наличия разведки, то тем более невозможно доказать и задание, ни тот факт, что сведения были предназначены для использования в ущерб внешней безопасности.

Что касается субъективной стороны, то и здесь я не буду оригинальной и повторю ту мысль, которую пытаюсь донести на протяжении всей своей речи, а именно то, что и в этом случае не доказана субъективная сторона.

Субъективная сторона государственной измены в форме шпионажа характеризуется только прямым умыслом. То есть что лицо осознает, что собирает иные сведения по заданию иностранной разведки, имеет цель причинить ущерб внешней безопасности и желает все это совершить.

В обоснование своего вывода следствие приводит слова Сутягина, вырванные из контекста его показаний, заключение судебно-психологической экспертизы, показания родственников Сутягина и заключение экспертов НИЦ ФСБ.

Но все эти «доказательства» показывают несостоятельность версии следствия и обвинения, а также попытку выдать желаемое за действительное.

Иначе я не могу объяснить то обстоятельство, что следствие и обвинение доказывают осознание Сутягиным того, что он имеет дело с разведкой его словами, да еще вырванными из контекста.

Слова есть слова. Совершенно не обязательно, что слушатели правильно воспринимают и правильно оценивают тот смысл, который в эти слова вложил говорящий.

Обвинение не выдвинуло никаких доводов, которые бы опровергали версию Сутягина, и не привело никаких доказательств, которые бы свидетельствовали против показаний Сутягина. Таких доказательств и не может быть, потому что все это дело строится исключительно на словах, которые обвинение пытается истолковать в свою пользу. Однако тот смысл, который вкладывает обвинение в слова Сутягина совершенно не означает, что и Сутягин вкладывал в эти слова подобный смысл.

Если бы было все так легко, как пытается представить государственный обвинитель, и простой человек мог определять кто разведчик, а кто нет, то разведчиков бы быстро вычисляли и они бы уже исчезли как класс.

В качестве доказательств осознания Сутягиным, что Кидд и Локк разведчики, следствие приводит судебно-психологическую экспертизу, согласно выводов которой Сутягин осознавал подлинные интересы сотрудников «Альтернативы будущего» и что имеет дело с иностранной разведкой.

Постановка перед экспертами подобных вопросов и приведение ответов в качестве доказательств говорит о том, что следователи не внимательно слушали лекции в институте. Еще в институте в студентов вдалбливают, что экспертизы назначаются только в том случае, когда требуются специальные познания. Исключение составляют правовые познания, которыми должны обладать следователи. Решение правовых вопросов образует исключительную компетенцию следствия и суда.

Вопрос об осознании является, безусловно, правовым. Это характеристика субъективной стороны и эксперт психолог не вправе решать вопрос о наличии или отсутствии признаков субъективной стороны. Тот факт, что следователи Калужского ФСБ поставили перед экспертом психологом правовой вопрос свидетельствует о том, что они либо не знают, что этот вопрос входит в разряд правовых, либо не знают, какие задачи решают эксперты. И то и другое говорит об отсутствии квалификации.

Кроме того, защитой было заявлено ходатайство об исключении этого заключения из числа доказательств, т.к. оно получено с нарушением закона. По запросу адвокатов было проведено независимое экспертное исследование, которое было проведено профессорами в области психологии и которые пришли к выводу, что

«Второй, третий и четвертый экспертные выводы в существенной для дела части недостаточно фактуально и научно обоснованы. Отмеченные качества выводов во МНОГОМ обусловлены особенностями проведенного экспертного исследования, которое носило характер единоличной экспертизы только ло материалам уголовного дела. т. е. являлось по существу единоличной заочной экспертизой».

Таким образом, выводы эксперта психолога не могут быть положены в основу обвинения, т.к. эксперт вышел за рамки своей компетенции и решал правовые вопросы и т.к. его выводы недостаточно научно обоснованы.

Прокурор также заявил, что факт осознания Сутягиным, что Кидд и Локк разведчики, доказывается заключением экспертов НИЦ ФСБ, т.к. в заключении указано, что Сутягин осознавал, что имеет дело со спецслужбой. Некоторые заявления прокурора меня ставили в тупик.

Во-первых, как я уже говорила, эксперты не могут отвечать на правовые вопросы, а вопрос об осознании – правовой вопрос. Во-вторых, такое впечатление, что прокурор вообще отсутствовал в судебном заседании или слышал только те показания экспертов и свидетелей, которые выгодны обвинению. Прокурор совершенно не оценил показания эксперта Семенова. Представитель обвинения вообще, предпочитает не говорить о тех доказательствах, которые оправдывают Сутягина и не подвергать оценке те доказательства, которые, на взгляд следствия, доказывают его вину, несмотря на то, что в течение судебного следствия возникли вопросы по поводу достоверности и допустимости этих доказательств.

В судебном же заседании эксперт Семенов очень внятно и громко, чтобы всем было слышно, показал, что к тем выводам, к которым эксперты пришли в своем заключении, можно прийти ТОЛЬКО ПУТЕМ ЭКСПЕРТНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ и чтобы сделать подобный вывод, надо обладать специальными познаниями в области контрразведывательной науки. Также Семенов пояснил, что при даче заключения эксперты пользовались не только своими знаниями, но также диссертациями по этой теме и учебниками. Семенов сказал, что: «обстановка, тактика, методы, приемы, все изменилось, и это привело к необходимости пользоваться дополнительной литературой. Это литература была желательна».

Сутягин не располагал ни квалификацией в области контрразведывательной науки, ни диссертациями, ни учебниками по этой тематике, в связи с этим не имел возможности понимать, кем являются Кидд и Локк.

Если корифеям контрразведывательной науки потребовалось 8 месяцев для того, чтобы оценить всю ситуацию и прийти, отнюдь, не к категорическим, а только к предположительным выводам, то как Сутягин, который не обладает всеми этими регалиями, стажами и знаниями, является специалистом совершенно в другой области, мог за несколько встреч осознать, кем являются Кидд и Локк?!

Таким образом, и сама экспертиза НИЦ ФСБ и показания эксперта Семенова доказывают как раз то обстоятельство, что Сутягин не мог понимать, кем являются Кидд и Локк.

Я считаю, что следствием не приведено доказательств, на основании которых можно прийти к выводу, что Сутягин понимал, что имеет дело с разведкой.

Также не доказано и осознание Сутягиным цели – использовать собираемые сведения в ущерб внешней безопасности России.

Сутягин всегда говорил одно, что он пользовался только открытыми источниками и был уверен, что информация, которая написана в открытых источниках, не может нанести никакой ущерб, т.к. она открыта для всех и любой ее может прочитать, даже иностранец.

Его слова подтверждают выводы экспертов о том, что передача сведений, не составляющих государственную тайну, даже иностранцам, не может причинить ущерб интересам России.

Таким образом, ни следствие, ни обвинение не представило никаких доказательств наличия прямого умысла в действиях Сутягина, так же как и не представлены доказательства того, что Сутягин совершил второй вид шпионажа.

Кроме нарушений норм российского законодательства, в этом деле огромное количество нарушений международных норм. В частности норм Европейской Конвенции о защите прав человека. В связи с тем, что дело может быть предметом разбирательства этого суда только тогда, когда исчерпаны все внутренние способы защиты, я сейчас не буду подробно разбирать все имеющиеся нарушения норм конвенции. Я это обязательно сделаю, в том случае, если будут исчерпаны все средства внутренней защиты. Хочу лишь сказать, что это дело является потенциальным предметом разбирательства Европейского Суда по правам человека, и очень надеюсь, что таковым оно и останется. Я надеюсь на то, что Калужский суд не позволит, чтобы против России было вынесено решение. А оно может быть вынесено, т.к. уже начались слушания по существу жалоб российских граждан, а как я сказала, в этом деле много нарушений Европейской Конвенции. А нарушены – ст. 5, которая предусматривает Право на свободу и личную неприкосновенность, в частности 5(с) – законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения. Также нарушена ст. 6 – право на справедливое судебное разбирательство. А именно 6.2 – презумпция невиновности – фактическое возложение органами следствия на обвиняемого бремени доказывания своей невиновности. 6.3(a,b,d) – право быть незамедлительно и подробно уведомленным о характере и основании предъявленного ему обвинении, право иметь достаточное время и возможность для подготовки своей защиты, которое включает в себя право на равенство возможностей в досудебной стадии, право на доступ к доказательствам (нарушение – не ознакомление с постановлением о назначении экспертизы), право в области собирания доказательств, включая требования к качеству доказательств. Недопустимость использования неприемлемых доказательств. Право не свидетельствовать против себя самого. Право на вызов свидетелей или право обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей.

Все эти права были нарушены на стадии предварительного следствия, и я очень надеюсь, что суд не допустит, чтобы это дело стало предметом разбирательства Европейского Суда в Страсбурге.

Более того, несмотря на то, что в течение всей своей речи, представитель государственного обвинения упорно говорил о том, что в этом деле не допущено нарушений норм УПК РСФСР, а имеются лишь технические ошибки, допущенные следствием. Тем не менее, прокурор все же просил суд вынести частное определение в адрес следствия именно потому, что эти нарушения были. Таким образом, даже прокурор признал, что в этом деле были допущены нарушения закона, правда, он не пояснил какие, и что имело место незаконное задержание Сутягина. Данное обстоятельство будет также иметь значение для Европейского Суда по правам человека.

Я уверена, что большое значение это будет иметь и для этого суда.

Если подвести итог всему сказанному, то я считаю, что в деле нет доказательств вины Сутягина и что единственное правильное решение по этому делу – оправдательный приговор.

Этот вывод я сделала ни на основе домыслов, а на основе анализа имеющихся в деле фактов.

Я уверена, и пыталась эту уверенность донести до суда, что Сутягин не совершал этого страшного преступления, в котором его обвиняют.

Он и не мог этого преступления совершить. Это преступление простым языком называется – предательство. А Сутягин – ПАТРИОТ! Он патриот своей страны, своей семьи, своей работы. И это звание он несет с гордостью. Он настолько патриот, что не может это держать внутри себя и при любом удобном случае это проявляет. Совсем не случайно, что все, допрошенные свидетели, которые лично знали Сутягина, недоумевают по поводу обвинения. Все они в один голос говорят о том, что Сутягин был патриотом своей страны и не мог ее предать. И вот, насмешка судьбы, Сутягина обвиняют именно в том, что более всего для него чуждо и отвергаемо.

Возможно, что у кого-то возникла мысль, что патриотизм нынче не в моде и о нем легко можно забыть, ежели посулят деньги. Чего же еще тут сомневаться, ведь все предельно ясно – иностранцы, деньги. Конечно, же это шпион, как же иначе? Ведь у нас охотно верят дурному. Люди легки на скорый и суровый суд. Кому интересны оттенки, обстоятельства, – если дело касается другого, не тебя? Вникать, сопоставлять, думать – зачем? Легче обвинить.

Сутягин кричит, нет даже не кричит, а вопит о том, что он не мог этого сделать. Но его не слушают. Страсть осуждения, сласть негодования. Вот что мешает, вот что закрывает глаза.

В этом деле, следователи и прокурор пытались заняться рассуждением о сущности. О том, что сущность человека изменяется. Сегодня он один, а завтра другой. Сегодня он патриот, а завтра ему дали денег и он о патриотизме забыл. Но измеритель качества души не изобретен, и тот, кто берется категорически судить в этой тонкой сфере, обнаруживает лишь природу своей души и сердца – не более.

Сердце и душа Сутягина наполнены патриотизмом. И даже если суд скажет обратное, это ничего не изменит. Сутягин был и останется патриотом, только патриотом с горечью в душе. С горечью от того, что государство, которому он отдавал себя, его не оценило, более того, просто уничтожило.

Прокурор просил 14 лет лишения свободы для человека, голова которого является бесценной.

Но при том, что прокурор просил назначить столь суровое наказание, я не услышала убедительных доводов. На мой взгляд, в речи прокурора все сводилось только к одному подтексту, что раз дело было с иностранцами, да еще они и деньги давали, то здесь обязательно что-то нечисто и преступно.

Но как я уже говорила в самом начале, мы юристы и не можем руководствоваться эмоциями. Если обвинение считает, что Сутягин виновен, то оно должно было представить неопровержимые доказательства этому. Я таких доказательств не услышала. Я второй раз услышала текст обвинительного заключения. Как будто и не было этого судебного заседания. На мой взгляд, это говорит только о глубоком безразличии к жизни живого человека и о нежелании разобраться в обстоятельствах дела.

Я считаю, что мы живем уже совершенно в другом обществе, в котором человек свободно может выбирать на кого ему работать и сколько получать денег за свою работу. Это кому-то может не нравиться с моральной точки зрения. Но мораль и преступление две разные вещи. Их нельзя путать и смешивать.

Нельзя уничтожать человека за то, что кому-то не нравится его поведение.

Человека, который сейчас находится за решеткой надо не уничтожать, а оберегать. Именно за разумом будущее.

Но я надеюсь, что этого уничтожения не произойдет. Что суд – не охвачен страстью осуждения, а наоборот своим долгом считает разобраться и понять в чем суть.

Я надеюсь, что суд оценит вес той якобы «тайны», о которой говорил Сутягин. Все мы, присутствующие здесь в зале судебного заседания, каждый день смотрим телевизор, читаем газеты, но никому в голову, я думаю, не приходило, сравнивать то, что мы услышали или прочитали с Перечнем сведений, отнесенным к государственной тайне. Думаю, что такое не приходит в голову, потому что мы понимаем, что в газетах не может быть тайны. Это газеты, а не секретные документы. В газетах пишут много чего, например, на днях я прочитала на первой страницы в Независимой газеты (25 октября 2001 г.) о том, что США полностью компьютеризировали в 12-м Главном управлении МО РФ, отвечающем за сохранность ядерных боеприпасов, системы учета. Вот где тайна-то должна содержаться. И то американцам показываем. А нам пытаются навязать мысль, что Сутягин раскрывал американцам секреты, которые печатаются в российских и зарубежных газетах, т.е. доступны для всех. Хороши секреты. Секреты, которые никто не охраняет, более того, секреты, которые для всех доступны. Я считаю, что следствие и обвинение этим делом, просто оскорбило нашу великую державу. Следствие и прокурор хотят доказать, что Россия свои секреты не охраняет или охраняет ТАК плохо, что они становятся всем известны. Я думаю, что это не есть истина. Россия – великая держава и умеет хранить свои тайны. Лично я принимаю оскорбление своей страны как личное оскорбление. И можно сказать, что я защищаю не только Сутягина, но и наше государство от абсурдного обвинения. Можно сказать, что государство против себя же выдвинуло обвинение. Надеюсь, что разум победит.

Я очень долго говорила об этом деле, приводила свои умозаключения, рассуждения, нормы закона. А по большому счету здесь не о чем говорить. Я доказывала то, что дважды два – это всегда четыре и ни при каких обстоятельствах, даже при огромном желании ФСБ, не может быть пять. Я пыталась разъяснить очевидные вещи, которые известны даже ребенку. Я пыталась объяснить, что тайна – это тайна, что она не может быть доступна для всех, что она для того и тайна, чтобы не быть известной.

Но я нисколько не жалею, что все это говорила. Потому что раз это дело появилось, то значит не всем очевидны эти очевидные вещи. Или кто-то очень хочет, чтобы очевидные вещи перестали быть таковыми. Или кто-то хочет вернуть нас в то время, когда думать, рассуждать, а уж тем более с иностранцами, было запрещено и опасно.

Можно сказать, что мы, участники этого дела, творим историю, творим нашу дальнейшую жизнь. И от нас, в большой степени зависит, будут ли наши потомки нас осуждать так, как мы осуждаем сейчас тех, кто выносил решения, а сейчас эти люди полностью реабилитированы, или наоборот, наши потомки будут говорить нам спасибо за то, что мы не позволили ввергнуть и нас, и их в пучину произвола.

Лично мне хочется, чтобы мне говорили спасибо. Уверена, что и суду этого хочется.

Я также уверена, что справедливость всегда торжествует. Рано или поздно, справедливость восторжествует и в этом деле. Но очень уж хочется, чтобы справедливость восторжествовала раньше.

Чтобы блестящий ученый не тратил свой ум на отражение абсурдного обвинения, а своим умом приносил пользу нашему государству, которое еще не приняло окончательного решения, а значит, оставило надежду.

Я считаю, что эта надежда может быть оправдана уже в этом суде. На мой взгляд, суд очень тщательно отнесся к исследованию доказательств, что еще больше укрепляет надежду.

Пока дышу-надеюсь, есть такое латинское выражение.

Я очень надеюсь, что суд не останется равнодушным к доводам защиты, к приведенным фактам и примет единственное возможное по этому делу решение – оправдательный приговор!

Адвокат А.Э. Ставицкая.