Пресса о «Деле» Сутягина

"Если бы Сутягин посоветовался, сейчас не сидел бы на скамье подсудимых"

20 июля Калужский областной суд приступил к заслушиванию свидетелей по делу ученого из Обнинска Игоря Сутягина, обвиняемого в шпионаже против России.

Первым на вопросы суда отвечал отец Игоря – Вячеслав Андреевич. Пока он держал ответ, мама Сутягина и его жена ждали в холле. В этот момент мы и задали несколько вопросов супруге.

– Ирина Петровна, скажите, действительно ли вы выступаете свидетелем со стороны обвинения?

– Меня вызвали как свидетеля обвинения.

– Как вы думаете, почему не со стороны защиты?

– (Пауза.) Значит, так сделано дело, что нет у них больше других ни свидетелей, ни доказательств какой-то вины, что можно только жену да родителей спросить и узнать, делал или не делал…

– Игорь делился с вами, говорил о сути своего общения с иностранными коллегами?

– У нас никогда не было такого, чтобы были тайны или секреты. Если есть дело, оно обсуждается. Если есть проблема, она обсуждается. Сообща. У нас не было никаких проблем с этой фирмой. Не было никогда намека на то, что это может быть какое-то прикрытие для шпионов.

– Не говорил ли Игорь, что то, чем он занимается, может быть опасно?..

– Конечно, нет. Он не мог просто заниматься такой опасной деятельностью. Никогда. Это не в его правилах. Он не такой человек.

Итак, Ирина Петровна не отрицает, что все (даже рабочие) вопросы Игорь обсуждал в семье. Стало быть, все должны были знать о том, чем он зарабатывает на жизнь. В таком случае, похоже, не случайно родственники вызваны в суд как свидетели со стороны обвинения. Впрочем, не только они. К сегодняшнему дню суд заслушал показания представителей Обнинского центра переподготовки экипажей атомных подводных лодок, Учебного центра ракетчиков им. Петра Великого, Морского научного комитета Главного штаба ВМФ, Института США и Канады РАН, в том числе и руководителя этого научного учреждения Сергея Рогова. После дачи показаний в суде директор ИСКРАН ответил на вопросы журналистов.

– Как давно вы знаете Игоря Сутягина?

– Я знаю Игоря примерно с тех времен, когда он поступил в институт в аспирантуру в 1988 году. Я в 1989 году стал заведующим отделом военно-политических исследований института, и практически вся научная карьера Игоря проходила у меня перед глазами.

– Что вы можете сказать о нем как о человеке?

– Я его знаю, скорее, как научного работника и, несомненно, это человек, которому страшно интересно то, что он делает. Он очень работоспособный, въедливый, дотошный. Человек обладает большими задатками, чтобы стать серьезным аналитиком, исследователем. В человеческом плане… у него были со всеми нормальные хорошие отношения. Претензий в этом плане не было за исключением одного случая, когда два с лишним года назад я его разыскивал… Он должен был выполнить плановую работу по только что объявленному Клинтоном плану развертывания противоракетной обороны. На работе Игоря не оказалось, позвонили домой, жена сказала, что он в командировке. В Англии. Как в командировке? Я туда его не отправлял. В результате я объявил ему первый за свое директорство выговор за отсутствие на работе.

– Это был единственный случай?

– Да. Обычно все оформляют командировки… Другое дело, когда человек находится в отпуске. Заграничные паспорта у всех есть. И для выезда не требуется приказа директора: считать такого-то с такого-то числа по такое-то в командировке.

– А часто такие командировки случаются?

– Не очень, потому что уж 10 лет как практически прекратилось финансирование со стороны Академии наук научных командировок. Поэтому, как правило, выезд за рубеж связан с приглашением для участия в каких-нибудь конференциях, семинарах, симпозиумах. Мы не имеем возможности сами решать, куда и когда поехать – от директора до младшего научного сотрудника. Что, в общем-то, обычная ситуация для всей нашей Академии наук сегодня.

– За прошедший год много человек выезжали за границу?

– Человек 15-20.

– А вы отслеживаете их деятельность?

– Что значит отслеживаю?

– Вы знаете, чем они занимаются?

– Чтобы поехать в командировку, человек пишет заявление, что такого-то с такого-то числа прошу считать в командировке для участия в конференции по такой-то теме. По возращении человек пишет краткий отчет.

– В чем состояло сотрудничество Сутягина с фирмой "Альтернатив Фьючерс", и каково было ваше отношение к этому?

– Я узнал об этой организации только после задержания Игоря, и для меня это явилось полным шоком, поскольку никогда о такой научной организации я не слышал. О характере сотрудничества Игоря с этой организацией я ничего не знаю. Ну, сегодня по нашему трудовому законодательству человек не обязан просить разрешения у администрации, как это когда-то было при советской власти, если он подрабатывает где-то еще. Поэтому многие сотрудники преподают, занимаются консультированием, пишут статьи. Это их личное дело. И это не входит в компетенцию администрации учреждения – разрешать или не разрешать такую деятельность, если она, разумеется, не осуществляется в рабочее время и не входит в конфликт с выполнением производственных обязанностей.

– До ареста Сутягина вы знали, что Игорь собирает какую-то информацию, что передает ее иностранцам?

– Если бы я знал, что он передает кому-то информацию, то он не работал бы в институте. Хотя вы не совсем верно сформулировали вопрос. В научном сообществе контакты с разного рода коллегами (как с российскими, так и с зарубежными) чрезвычайно важны. Мы проводим каждый год 10-15 разного рода мероприятий как у себя в институте, так и за рубежом. Нам это помогает делать наше главное дело, то есть анализировать американскую политику. Анализировать российско-американские отношения и делать свои выводы, свои предложения то ли в виде научных публикаций, то ли в виде аналитических записок, которые мы направляем в государственные ведомства. Но, возвращаясь к "Альтернатив Фьючерс": нет такой научной организации. И, когда мы попытались её найти, она исчезла без следа. Если бы сегодня на "Би-Би-Си" или какой-то другой английской телекомпании эти люди появились и сказали, что они просили Игоря сделать, какого рода информацию собирать или анализировать, платили ли они ему деньги или нет, я думаю, тогда была бы ситуация более ясна. То, что Игорь с ними делал, он делал это сам. Меня в известность он не ставил. И мне очень трудно комментировать то, чего я не знаю. Во всяком случае, когда мы пытались найти "Альтернатив Фьючерс" по тому адресу, где она числилась, они исчезли.

– Игорь сейчас продолжает оставаться вашим сотрудником?

– Да, я ему начисляю заработную плату, я же не имею права уволить человека, пока судом он не признан виновным. Он отсутствует сейчас на работе по объективным, так сказать, обстоятельствам.

– Как в вашем институте относятся к тому, что работники зарабатывают деньги, сотрудничая с другими научными либо иными организациями? Приветствуется это или наоборот?

– Понимаете, когда заработная плата доктора наук, старшего научного сотрудника – 900 рублей в месяц, имею ли я какое-то моральное право запрещать, ограничивать?

– Генерал-лейтенант Дьяков, эксперт по государственным преступлениям пользуется авторитетом в научных кругах. Каково ваше отношение к нему?

– Это известный человек, и я не могу ставить под сомнение его научный авторитет. Но оценка информации, является ли она секретной или является ли она государственной тайной, – это достаточно сложный вопрос, потому что по нынешнему российскому законодательству обвинение в разглашении государственной тайны может строиться на основании, на мой взгляд, достаточно нечетких критериев. Например. Если при какой-то работе были использованы только открытые источники, то, тем не менее, государственная тайна может быть разглашена в выводах.

– Семья Сутягина обращалась к вам за помощью материальной, моральной?

– За материальной помощью семья не обращалась, но мы выплачиваем Игорю зарплату. Мы – Ученый совет и научный коллектив – ходатайствовали об изменении меры пресечения, но эти ходатайства не были удовлетворены. Но это право суда, тем более по делу с таким серьезным обвинением.

– Вам наверняка приходилось читать работы, которые писал Игорь…

– Очень мало.

– У вас не было подозрений, что в них содержится не совсем открытая информация?

– Во-первых, я читал не все, что он делал для института, и мало из того, что он делал за пределами института. Иногда у меня возникали вопросы, я спрашивал: Игорь, откуда ты взял эту информацию? На что он говорил, что это всё из открытых источников.

– Скажите, мог ли сотрудник ФСБ Агеев, курировавший ваш институт, давать какие-то задания Сутягину?

– Я думаю, что не мог. В любом случае Игорь должен был сообщить мне об этом, если речь шла о производственной деятельности. Я полагаю, что Игорь показывал какие-то свои материалы на предмет выяснения, нет ли здесь каких-то цензурных моментов. Но я сомневаюсь, хотя не знаю, чтобы он такого рода задания получал.

И далее в беседе с журналистами без диктофонов и телекамер Сергей Рогов с горечью сказал, что, если бы Игорь посоветовался с ним (ни как с директором – просто со старшим товарищем), то сейчас бы он не сидел на скамье подсудимых. Уважаемые читатели, в ходе разбирательства по делу Игоря Сутягина журналистов уже не раз упрекали в том, что они предвзяты. Одним "инкриминируют" заступничество за Игоря, других обвиняют в пособничестве стороне обвинения. Чтобы нас не обвинили ни в одном, ни в другом, прелагаю вам выводы сделать самим.

Степан КЛЫКОВ.