Рейтинг@Mail.ru
 
 

Пресса о «Деле» Сутягина

"Независимое военное обозрение", №14, 20-26 апреля 2001
цитируется по тексту приведенному на сайте ФСБ.

ФСБ умеет отличать аналитиков от шпионов

Интервью с экспертом по правовым проблемам генерал-лейтенантом в отставке Сергеем Дьяковым

(Эксперт по правовым проблемам генерал-лейтенант в отставке Сергей Дьяков считает, что режимные ограничения необходимо ужесточить)

Из досье "НВО" Сергей Васильевич Дьяков родился 26 марта 1939 г. в г. Балашов Саратовской области. Школу и машиностроительный техникум окончил в г. Сталинград. Военную службу начал рядовым в 1958 г. Окончил Ленинградское военно-инженерное училище им. А.А. Жданова (1962 г.), юридический факультет Казанского государственного университета (1969 г.), аспирантуру Высшей школы КГБ СССР им. Ф.Э. Дзержинского (1974 г.). В органах государственной безопасности прошел путь от оперативного работника военной контрразведки до начальника Академии МБ России и начальника Договорно-правового управления ФСБ РФ. В настоящее время ведет преподавательскую работу в Академии ФСБ. Специалист в области криминологии и уголовного права. Заслуженный деятель науки РФ, доктор юридических наук, профессор, почетный сотрудник органов безопасности, генерал-лейтенант в отставке.

– Сергей Васильевич, Вы служили в военной контрразведке, занимали руководящие посты в системе КГБ-ФСБ, потом занялись научно-педагогической деятельностью, то есть имеете знания и опыт в сфере борьбы со шпионажем. Что изменилось за последние десять лет в этой сфере? Возросло ли число посягательств на государственные и военные тайны России?

– За последние годы число дел, связанных с государственной изменой и шпионажем, выросло. Обострение борьбы спецслужб за информацию вполне объяснимо. Она – одно из главных богатств страны. На информационный ресурс опирается руководство страны в управленческой деятельности, при принятии ответственных решений. По своей ценности он сравним с нашими природными богатствами, поскольку интеллектуальный потенциал нашего общества исключительно высок.

– Проще или тяжелей стало бороться с посягательствами на наши секреты?

– В чем-то проще, в чем-то тяжелее. Из тенденций последнего времени отмечу ту, которая у профессионалов часто вызывает недоумение и даже негодование. Практически по каждому уголовному делу борьба с государственной изменой, со шпионажем вступает в противоречие с конъюнктурными моментами. Вместо разговора по существу о юридической квалификации, о точности подходов к правовым оценкам стрелка мгновенно переводится на политический аспект. При этом порой даже решения суда пытаются связать с достижением политических целей.

– А как повлияло на рассматриваемую сферу изменение внешнеполитической обстановки?

– С уходом биполярного мира изменилось и понимание основного противника контрразведки – зарубежных спецслужб. Раньше понятие о враге было совершенно четким и однонаправленным, если речь шла о капиталистической стране. Сегодня поле взаимных интересов спецслужб все больше и больше расширяется. Мы объединяем усилия в борьбе с терроризмом, организованной преступностью, коррупцией, незаконным оборотом оружия, несанкционированным обращением расщепляющихся материалов и в других сферах.
Я только что вернулся с конференции "Разведка в XXI веке", которая проходила в Италии. Основным лейтмотивом форума, а там собирались видные представители разведок стран мира, стала объединительная тенденция разведслужб в борьбе с теми проблемами и общественно-опасными деяниями, которые в равной мере касаются всех стран, независимо от их политической ориентации, экономического положения, состояния с правами человека и целым рядом других. XXI век, по общему мнению, повлечет дальнейшее объединение спецслужб в борьбе с названными явлениями.
Однако сохраняется и то, о чем на конференции почти не говорилось, – есть сферы, где усилия спецслужб никогда не объединятся. Разведка и контрразведка всегда пытались и пытаются получить информацию о другой стране. Любое государство склонно расширить свой информационный потенциал, потому что только тогда его руководители могут адекватно принять управленческое решение. Неслучайно в законе "Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации" (1995 г.) первая функция, которая возложена на Службу (п. "а" ст. 12) – "информировать президента и председателя правительства России и по их поручению федеральные органы государственной власти, а также органы государственной власти субъектов РФ об угрозах безопасности Российской Федерации".
Стремление некоторых государств, в частности США, быть монополистом в информационном пространстве, конечно, вызывает критику.

ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ НОВАЦИИ

– Сказываются ли все эти факторы на законодательстве, связанном с пресечением разведывательной деятельности против государства и с охраной государственной и военной тайны? Что изменилось за десять лет в этой сфере?

– Право – категория вторичная по отношению к реальности. Поэтому дать оценку, какое право лучше – Советского Союза или России, невозможно, базируясь только на нормативной стороне. Нужно смотреть, как законодательство отражает новые приоритеты, новые взгляды на жизнь.
Правовая система стала более адекватной к тем изменениям в нашей жизни, которые существенно повлияли на развитие России в экономическом, политическом, социальном, духовном аспектах.
Новый Уголовный кодекс (УК) изменил приоритеты охраны. На первое место он поставил защиту интересов личности. Триада – "личность, общество, государство" как конституционные приоритеты, – теперь полностью воспринята уголовным законодательством. Например, Особенная часть нашего УК 1996 г. начинается не с государственных преступлений, как это было в кодексе 1960 года, а с преступлений против личности.
Наше законодательство о преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства стало более универсальным, значительно сузилась сфера правового регулирования. Вместо семи форм измены Родине осталось три формы государственной измены: шпионаж, выдача государственной тайны, иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации.
В то же время пробелов в правовом регулировании не образовалось, прежде всего, благодаря совместной работе ученых (в том числе нашей Академии) и практиков. Мы, например, задолго до принятия нового УК говорили, что бегство за границу и отказ возвратиться из-за границы не должны быть формами измены Родине. Не они образуют сущность измены, а то, ради чего эти деяния совершаются. Поэтому Конституционный суд в 1995 году, еще раньше, чем появился новый УК, исключил эти две формы измены.

– А какие еще формы государственной измены исключены и почему?

– Заговор с целью захвата власти не вписывался в понимание государственной измены потому, что объектом в данном преступлении является внешняя безопасность. Заговор же с целью захвата власти связан с посягательством на внутреннюю безопасность. Логично, что в новом УК появилась отдельная норма: насильственный захват власти или насильственное удержание власти (статья 278).

– Почему изменилось название статьи: вместо измена Родине – государственная измена?

– В силу стремления деидеологизировать название этого состава преступления. Считалось, что, мол, "измена Родине" несет на себе эмоциональную окраску, а "государственная измена" звучит более нейтрально. Но и новое название не безупречно. Наши ученые предлагали назвать "измена Российской Федерации" – ясно кому и кто изменяет.

– Какие еще изменения в законодательстве вы хотели бы отметить?

– Новое законодательство о государственной измене и шпионаже более универсально, более адекватно происшедшим изменениям, лишено прежних противоречий. Например, выдержано единообразие в понимании адресата, на которого "работает" изменник.
Теперь по всем трем формам государственной измены – один адресат: иностранное государство, иностранная организация или их представители. При этом лицо несет ответственность за проведение шпионской деятельности, независимо от того, имело оно доступ к сведениям, содержащим государственную тайну, или нет. Отмечу, что по этому вопросу в публикациях журналистов встречаются ошибки.

– Какие лакуны обнаружились в законодательстве за время его действия?

– Закон действует пятый год. Идет процесс накопления опыта в расследовании и квалификации преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства. Поэтому говорить об изъянах и о сложности применения нового закона, видимо, рано.
Но некоторые проблемы уже видны. Они связаны с защитой государственной тайны. Речь идет о двух статьях УК: 283-й (разглашение государственной тайны) и 284-й (утрата документов, содержащих государственную тайну). К сожалению, статья 283 предусматривает ответственность только за сам факт предания огласке посторонним лицам сведений, составляющих государственную тайну. А вот если человек не только разглашает, но эти сведения еще и незаконно использует (коллекционирует, приводит в открытых публикациях и тому подобное) ответственности за это при отсутствии признаков государственной измены нет.
Практика деятельности оперативных подразделений ФСБ показывает, что существует целая когорта людей, которые неправомерно занимаются коллекционированием данных, содержащих государственную тайну, например о подводных лодках, ракетах и так далее. Это создает объективные условия утечки информации, содержащей государственную тайну.
Парадокс заключается в том, что законодатель предусмотрел норму о защите коммерческой или банковской тайны (статья 183 УК), которая определяет ответственность за собирание, разглашение банковской и коммерческой тайны или их незаконное использование. Коммерческую тайну и банковскую нельзя незаконно использовать, а вот о государственной тайне этого не сказано (если отсутствуют признаки государственной измены).
Далее. Разглашение сведений, составляющих государственную тайну, теперь является преступлением, если совершается только умышленно. В то время как жизнь показывает, что значительную часть фактов разглашения составляют деяния, совершенные по неосторожности. Но неосторожность – это форма вины, она лишь подчеркивает меньшую общественную опасность лица, а объективно ущерб для государства один и тот же. Лишь наступление при умышленном разглашении тяжких последствий по неосторожности законодатель криминализировал по принципу признания двойной формы вины (часть 2, статья 283 УК).
По моему мнению, необходимо ввести квалифицирующий признак при разглашении сведений, если использовались средства массовой информации, то есть разглашение совершено способом широкой огласки и при реальной угрозе наступления тяжких последствий. Умышленное разглашение государственной тайны (часть 1, статья 283 УК) относится к преступлениям средней тяжести, где максимальное лишение свободы – до пяти лет. Для такой категории преступлений приготовление к преступлению ненаказуемо, оно в новом УК декриминализированно (часть 2, статья 30). В то же время ясно, что борьбу с разглашениями надо вести в ситуациях, когда уже идет к этому приготовление (например, накопление информации, для того чтобы в дальнейшем предать ее огласке, сделать достоянием посторонних лиц).
Приготовление наказуемо лишь по категории тяжких и особо тяжких преступлений, то есть таких, где наказание в виде лишения свободы на срок более пяти лет. Таким образом, если установить максимальный срок наказания за умышленное разглашение государственной тайны до шести лет, то криминализация подготовительных действий откроет путь к пресечению данного преступления на раннем этапе его развития. Вы упомянули о вопросах, связанных со статьей 284.
Новый закон в части утраты документов, содержащих государственную тайну (статья 284), сформулирован так, что расследование этих дел является постоянной проблемой следователей. Утратой признается такой противоправный выход документов из владения данного лица, при котором наступили тяжкие последствия. Практика показывает, что, если документ утрачен, его нужно найти, но даже если он найден, надо доказать, что наступили тяжкие последствия. Если последнее не доказано, а сроки следствия (даже продленные прокуратурой) прошли, дело приостанавливается и ведется оперативно-розыскная работа.
Наконец, есть предложения отдельных депутатов Государственной думы и ученых о том, что можно было бы сузить понятие государственной тайны рамками двух грифов: "Совершенно секретно" и "Особой важности". В прошлом законодательстве так и было: только эти два грифа отражали наличие государственной тайны. Фактическое же ее наличие, конечно, устанавливается экспертами, ибо уровень грифа может не отражать реальное содержание документа.

– Как сказались изменения в Уголовном кодексе на эффективности деятельности спецслужб?

– В целом положительно. Новый закон даже при наличии отдельных наших замечаний и предложений адекватен условиям нового времени, хотя в него постепенно вносятся изменения и дополнения. Но это еще ни о чем не говорит. Сам по себе Уголовный кодекс может быть лучше, но он применяется в конкретных условиях, а они весьма непростые. Скажем, закон уголовный стал лучше, но ситуация, связанная с режимом секретности, с контролем за доступом к секретам, в принципе с соблюдением бдительности, стала хуже. Закрытые институты и объекты посещаются людьми с нарушением существующих правил. При сохранившейся активности в работе иностранных спецслужб это открывает для них определенные возможности. Здесь мы явно перешли рамки демократизации.
Эффективность закона, эффективность действий ФСБ должны обязательно рассматриваться в контексте правового поля, на котором они используются. И здесь надо вести речь и о режиме секретности, и о бдительности, и о необходимости соблюдения тех правил, которые бы реально ограничили возможности иностранных спецслужб.
В целом же наши предшественники не знали такой мощной открытой правовой базы, на которой действуют органы ФСБ, и ее появление – это, конечно, большое благо. А то, что эти институты права реализуются на фоне тяжелейшего кризиса и правовая система действует в условиях очень сложной социально-политической обстановки, – это не более чем особенности нашей сложной работы в современных условиях.

ДЕЛА ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ

– Почему государственные обвинители потерпели поражения в процессах против журналистов и экологов (Пасько, Никитин), которым инкриминировалось сотрудничество с иностранными разведками?

– Дело Пасько не завершено и сейчас рассматривается в военном суде Тихоокеанского флота, и пока суд его не рассмотрел, мне не хотелось бы давать никаких оценок.
Что касается дела Никитина, то оно прекращено за отсутствием состава преступления. Тут есть некоторые формальные моменты, исходя из которых суд принял свое решение.

– Среди журналистов, занимающихся военной тематикой, бытует мнение, что ФСБ предпринимало действия против тех, кто занимается аналитической деятельностью в оборонной сфере, основываясь на открытых источниках.

– У ФСБ нет линии работы по тем людям, которые занимаются аналитической либо иной профессиональной деятельностью. Мы работаем не по лицам определенных профессий, а по фактам совершения преступлений, борьба с которыми входит в компетенцию органов Федеральной службы безопасности. Например, норма УК, раскрывающая признаки государственной измены, – наше единственное мерило в правовой оценке данного преступления.

– Вы упоминали, что за передачу информации иностранной разведке может быть привлечен к ответственности человек, не имевший доступа к гостайнам, как это и произошло в случае с Игорем Сутягиным. Поясните, пожалуйста, в чем здесь дело.

– Факт доступа к государственной тайне для привлечения к ответственности требуется тогда, когда в вину вменяется государственная измена в форме выдачи государственной тайны. В других формах, о которых мы говорили выше (шпионаж или иное оказание помощи), для привлечения к ответственности факт доступа не обязателен.

– Заниматься анализом открытой оборонной информации не запрещено, даже если речь идет о зарубежном заказчике (журнале, университете). Какими критериями руководствуется ФСБ, выделяя среди аналитиков тех, кто занимается шпионажем?

– Критерий только один – наличие признаков состава преступления, предусматривающего ответственность за государственную измену (статья 275 УК, если субъект – гражданин России) или шпионаж (статья 276 УК, если субъект – иностранный гражданин или лицо без гражданства).
Никаких других критериев нет.

УЧЕНЫЙ ИЛИ ШПИОН?

– Можно ли рассматривать Игоря Сутягина как жертву иностранных спецслужб, неосознанно попавшего в расставленную ими ловушку?

– Многолетняя практика расследования нашими следователями уголовных дел по измене и шпионажу показывает, что совершение подобных умышленных преступлений не ситуативно, а является результатом продуманных действий. Если человек, имеющий высшее образование и ученую степень, регулярно получает гонорары за сбор шпионской информации, о какой жертве обстоятельств может идти речь? Какие могут быть иллюзии относительно социального смысла таких действий?
По Уголовному кодексу России человек не может нести ответственность за неосознанные им действия (психически невменяемый, малолетний и тому подобное). Поэтому было бы неверно до решения суда (дело Игоря Сутягина сейчас рассматривает Калужский областной суд. – ред.) переводить стрелку с юридически точной квалификации содеянного на какую-то политическую подоплеку либо эмоциональные бездоказательные суждения.

– Когда вы комментировали статью 283 УК, то предложили ввести ответственность за сбор сведений?

– Скорее не за сбор, а за обобщение сведений, которыми лицо располагает, но при условии, если будет криминализировано приготовление к такому преступлению, как разглашение государственной тайны. Основная же мысль наших ученых сводится к введению ответственности за неправомерное использование таких сведений и их последующее разглашение при отсутствии признаков государственной измены. Разглашение всегда предполагает владение сведениями.

– Я журналист, формально не имею доступа к секретным сведениям, но так или иначе в мою сферу деятельности могут попасть эти сведения, причем я могу и не осознавать степень их секретности. Могу ли я, в соответствии с вашими предложениями, подпадать под действие этой статьи?

– По закону разглашение предполагает противоправное предание огласке сведений лицом, которому они были доверены или стали известны по службе или работе. Если журналист работал среди людей, которые занимаются закрытой проблематикой и ему в силу выполнения профессиональных функций стали известны сведения, составляющие государственную тайну, то он несет ответственность за их разглашение. Например, если журналиста приобщили к глубокому пониманию каких-то процессов, допустили к сведениям, содержащим гостайну, с тем чтобы открытая публикация не содержала смысловых неточностей и ошибок, то юридически они ему "стали известны по работе", и он при их разглашении становится субъектом данного преступления. В противном случае журналист нести ответственности не может.
По второй части вашего вопроса скажу, что незнание закона не освобождает от уголовной ответственности. Есть открытый закон "О государственной тайне" 1993 года (в редакции 1997 года), в котором дается перечень сведений, составляющих государственную тайну (статья 5), и каждый гражданин может с ним ознакомиться.
А все остальное – вопрос культуры, осмотрительности, собранности, наконец, бдительности.

– Но вот историк, аналитик, журналист работает с открытыми публикациями по военной тематике, сравнивает, делает выводы. Может ли такая деятельность служить поводом для уголовного преследования?

– Ваш вопрос повисает в воздухе, если не сказать, для чего, для кого, зачем он это делает. Если это научный или профессиональный интерес либо подготовка статьи и у человека не сосредоточиваются секретные сведения, никаких оснований для преследования здесь быть не может. И совершенно иное дело, если данные обобщаются по заданию иностранной спецслужбы, скажем, за деньги. Тут налицо признаки государственной измены в форме шпионажа.
Шпионаж образуют действия, связанные со сбором, похищением, передачей, хранением с целью передачи (последнее, кстати, новый признак) иностранному государству, иностранным организациям или их представителям сведений, составляющих государственную тайну, а равно сбор и передача им иных сведений по заданию иностранной разведки для использования их в ущерб внешней безопасности России. Шпионаж представляет общественную опасность не только потому, что сведения, составляющие гостайну, уходят из нашего владения. Шпионаж – это своеобразная база для совершения в будущем других преступлений.
Например, дали задание сфотографировать объект, который гостайны не образует – готовится в особый период диверсия. Дали задание глубоко изучить конкретных лиц с акцентом на знание их слабостей, особенностей характера, – готовится вербовочный контингент. Сбор образцов почвы, проб воды свидетельствует о ведении радиационной разведки и тому подобное.

– Как бы вы посоветовали поступать аналитику, ученому, журналисту действовать в случае, если ему заказывают какую-либо работу? Вряд ли при этом ему скажут, что заказ дает иностранная спецслужба.

– Во-первых, когда возникает вопрос о заказе, то осмотрительный человек, прежде всего, должен подумать, как это соотносится с его профессиональными функциями, знаниями, общей подготовкой. Во-вторых, если он дал согласие, необходимо решать эту задачу с учетом всех режимных ограничений.
Все остальное – вопрос анализа, внутренней самооценки, согласования с действующими законами. Человек умный и осторожный всегда имеет возможность посоветоваться, обратиться к подготовленным специалистам. Такая возможность, как правило, есть. Знаете, как в пословице: "умный не скажет, дурак не заметит". Если уж вам заказали аналитический материал за большие деньги, то, скорее всего вы, можете понять, кому и зачем это нужно.
В процессе преподавания криминологии и уголовного права у меня часто спрашивают: "Что лежит в основе нарушения закона?". Я отвечаю: "Не незнание закона, а непорядочность".

– Но это – уже не юриспруденция, а этика.

– Да, этика, нравственность. Если нутро гнилое, знание закона не поможет. Безнравственный человек еще опасней, когда знает закон. Я думаю, что и в журналистской деятельности этическое, нравственное начало является одним из главных. Оно, кстати, закреплено в законе "О средствах массовой информации", где сказано о недопустимости использования СМИ для разглашения сведений, составляющих государственную или иную охраняемую законом тайну.

ПРОБЛЕМА ТОТАЛЬНОЙ СЕКРЕТНОСТИ

– У меня со времен службы в Вооруженных силах существует ощущение, что круг сведений, которые защищаются, должен быть меньше, но защищаться они должны лучше.

– Поддержал бы это мнение. Законом "О государственной тайне" (статья 27) введено лицензирование допуска предприятий, учреждений и организаций к проведению работ, связанных с использованием сведений, составляющих государственную тайну. И хотя круг таких сведений определен открытым перечнем в том же законе, диапазоны грифов секретности и, соответственно, лежащий за ними круг сведений о государственной тайне можно было бы сузить.
Для этого должно проводиться солидное комплексное исследование поставленных вопросов с последующим изменением законодательных и подзаконных актов. Потребуются перемены в Правилах отнесения сведений, составляющих государственную тайну, к различным степеням секретности. Напомню, что этот документ утвержден постановлением правительства в 1995 году.

– А кто должен инициировать эту работу? На открытом, доступном информационном поле не видно, чтобы кто-то занимался этим.

– Думаю, что этим должна заниматься Межведомственная комиссия по защите государственной тайны, которая создана Указом президента в 1996 году. Она – координатор рассмотрения стратегических вопросов о защите гостайны вне зависимости от ведомственной принадлежности организаций, учреждений и предприятий.

– Нет ли, по вашему мнению, необходимости ввести норму об автоматическом рассекречивании сведений по прошествии какого-то периода времени, если орган, который установил гриф секретности, не заявляет о необходимости продления? Такой порядок принят в некоторых государствах.

– Это потребует выработки сложного алгоритма действий при принятии решения. Идея заслуживает внимания на перспективу.

ШПИОНАЖ И КОММЕРЦИЯ

– Эффективно ли действующее законодательство в борьбе против шпионажа под видом коммерческой деятельности?

– Шпионаж под своим именем вообще никогда не проводится, поэтому сама "крыша", под которой он совершается, может быть различной, в том числе и коммерческой. Проблема здесь не в квалификации, а в сложности доказывания. Коммерческая деятельность и ее осуществление в условиях конкурентных отношений, стремления каждой из сторон иметь информацию о другой стороне, по своей технологии нередко напоминает каноны разведывательной деятельности.
Кстати, то же самое относится и к журналистской профессии. Речь идет о работе человека, который в силу профессиональных обязанностей должен знать многие вещи. Но это не повод записывать его в потенциального шпиона. Работа под коммерческим, научным, журналистским прикрытием или иным прикрытием просто усложняет деятельность контрразведки. Но работа спецслужбы никогда не была простым и легким дело – это ее особенность.

– Как найти компромисс между острой необходимостью расширения военно-технического сотрудничества как основного источника дохода оборонки и утечкой секретных сведений в результате такого сотрудничества?

– Да очень просто – неукоснительно следовать закону и подзаконным актам. Международный договор, вы знаете, по Конституции сейчас является приоритетным по отношению к внутреннему законодательству. Процедура взаимодействия в этом вопросе с иностранными государствами урегулирована постановлением правительства России "Об утверждении Положения о подготовке и передаче сведений, составляющих государственную тайну, другим государствам" (1997 год).

– В какой степени существующие нормы позволяют бороться с утечкой секретных сведений через новые средства, такие, как Интернет, электронная почта? Нужно ли здесь вводить какое-то дополнительное правовое регулирование?

– С профессиональной точки зрения, это требует просто повышенного внимания к тем источникам информации, которые могут быть действительно каналами утечки секретных сведений. Это – особенность механизма накопления информации, требующая познания компьютера, электронной техники.

– Вы много лет работали в Высшей школе КГБ СССР, были первым начальником Академии Министерства безопасности (в последующем – ФСБ) России. В апреле этот вуз отмечает свое 80-летие. Какие чувства вы испытываете в связи с этим?

– В этом учебном заведении пройдена львиная доля моей службы. Считал и считаю, что работа в Академии – это счастье творческого труда, возможность влиять знаниями на практику деятельности органов ФСБ и понимать, что сотрудники органов государственной безопасности служат интересам общества, пользуются доверием граждан.

Записал Сергей СОКУТ