Пресса о «Деле» Сутягина

Встреча в прямом эфире с женой и дочерьми Игоря Сутягина

11 января 2001 года. В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» жена Игоря Сутягина Ирина и его дочери Оксана и Настя. Эфир ведет Владимир Варфоломеев.

В. Варфоломеев: Ваш муж, ваш отец более года назад был арестован. Органы госбезопасности обвиняют его в шпионаже и в передаче на Запад секретных документов, которые якобы могут подорвать обороноспособность нашей страны. Эти трагические события, которые переломили жизнь пополам или разделили ее на период «до» и нынешний период, «после» (возможно будет еще какой-то третий период – это либо возвращение Игоря домой, либо какой-то другой вариант событий), наверняка очень сильно отразились на вашей семье, прежде всего в психологическом плане. Тот день, когда произошел арест Игоря… Вы помните, кстати… Сотрудники контрразведки, по-моему, во вчерашнем интервью сообщили, что Игоря задержали при попытке чуть ли не вылета его заграницу, куда он собирался отвозить очередную партию секретных материалов.

И. Сутягина: Он собирался выезжать, но не в этот день. Он собирался выезжать в Рим, его вызвали в какой-то институт, я даже не знаю, для работы…

В. Варфоломеев: Это была очередная служебная командировка. Я напомню нашим слушателям, что Игорь Сутягин – один из сотрудников Института стран США и Канады, по роду своей деятельности и у него действительно было большое количество зарубежных командировок. Вы вникали в последние годы в суть его работы? Вы знали, чем они занимается, какими проблемами оборонными, насколько они важны для страны?

И. Сутягина: Самую суть, конечно, нет, но насколько это важно, было понятно, потому что он постоянно об этом говорил, говорил, как важно то, что он делает, как влияет это все на политику зарубежных государств. Если он мог убедить кого-то, почему Россия именно так поступает, а не по-другому, он очень радовался этому.

В. Варфоломеев: То есть в своей работе он непосредственно занимался тем, в том числе, что отстаивал интересы нашей страны, показывал правильность ее политики?

И. Сутягина: Конечно. Загадочность русской души – это нужно показывать, это не всем понятно.

В. Варфоломеев: А Вы чем занимались все эти годы?

И. Сутягина: Да вот детей воспитывала…

В. Варфоломеев: То есть сходной по профилю работы с Игорем у Вас не было?

И. Сутягина: Нет.

В. Варфоломеев: У Игоря были частые командировки, а контакты с представителями других стран? Сейчас в том числе ФСБ, опять же, говорит, что у него были постоянные встречи, переговоры с представителями Великобритании, Италии и других стран и во время этих встреч якобы он передавал им какую-то информацию. Действительно ли у него были обширные контакты?

И. Сутягина: Да, у него были очень обширные контакты, он действительно очень часто ездил и очень серьезно готовился к встречам ко всем для того, чтобы действительно выглядеть на высоте.

В. Варфоломеев: Когда Игоря арестовали, Вас ведь дома не было?

И. Сутягина: Нет.

В. Варфоломеев: Вы провожали младшую дочь в школу?

И. Сутягина: Вернее, когда зашли к нам в дом, меня дома не было. Его увели только когда я вернулась. Я вернулась, он мне сказал: «Иришка, не волнуйся, у нас обыск, а меня уводят». Его увели, мне показали бумагу, на которой написано, что проводится в квартире обыск с целью обнаружения секретных документов.

В. Варфоломеев: Когда были даны вам, членам семьи Игоря, какие-то пояснения по сути самого этого дела, когда Вы узнали, в чем обвиняют Вашего мужа?

И. Сутягина: Так вот, как все, недавно. Обвинительное заключение дали ему на руки, и я услышала, что он обвиняется в том, что он шпион, оказывается.

В. Варфоломеев: А до этого Вы были в полном неведении?

И. Сутягина: А до этого как-то меня просто-напросто вызывали на допросы, и я, в принципе, понимала о чем идет речь, но официально мне никто ничего не говорил. И меня просто-напросто вообще запугивали, предупреждали и просили сознаться, что он шпион.

В. Варфоломеев: Вас?

И. Сутягина: Да, и поэтому я знаю, куда они клонят.

В. Варфоломеев: Это дело расследовало и, наверно, сейчас им занимается управление ФСБ?

И. Сутягина: Сейчас им оно не занимается, оно передано в суд.

В. Варфоломеев: Но в течение года именно ФСБ?

И. Сутягина: Калужское ФСБ.

В. Варфоломеев: На Ваш взгляд, почему из огромного числа ученых, которые есть в Москве, во всех этих наукоградах вокруг столицы, в городе Обнинске, где вы живете, почему госбезопасность обратила внимание именно на Игоря, как Вы думаете?

И. Сутягина: Это очень трудный вопрос, и я, и родители Игоря очень много бы дали, чтобы узнать об этом. Нам, кстати, обещали об этом рассказать очень подробно, но пока в тайне держат.

В. Варфоломеев: Следователи обещали?

И. Сутягина: Следователи, обнинские причем, при разговоре с ним. И мы решили, что видимо такой Сутягин в городе Обнинске оказался под рукой - начали дело. А для Калуги найти шпиона – это очень серьезный вопрос. Мало ли, когда еще придется найти…

В. Варфоломеев: То есть эта акция могла и, наверно, уже расценилась как большой успех у сотрудников контрразведки?

И. Сутягина: Да, это большой успех Калужского ФСБ, все они отмечены повышением, это нам уже сообщили, и Патрушев, по-моему, говорил, что это большой успех. Так что тут дело движется.

В. Варфоломеев: А в течение срока следствия у Вас были возможности встречаться с мужем?

И. Сутягина: Да, были. Не так часто, как хотелось бы, но были, свидание давалось нам. Правда, тогда, когда нужно ФСБ.

В. Варфоломеев: В прессе проходили сообщения, что несколько раз вас лишали возможности свидания

И. Сутягина: Не то что лишали. Нам просто не давали свидания, а один раз получилось так, что родителям дали свидание, они приехали, все документы были оформлены, они должны были уже заходить, при этом им сказали, что он находится в карцере, следовательно, свидания быть не может.

В. Варфоломеев: Вам известно, в каких условиях он содержится?

И. Сутягина: Примерно да. Я не могу сказать точно, но примерно знаю. За все это время… Вообще русские тюрьмы – это, конечно, нонсенс. Сейчас он содержится в одиночной камере, если можно так назвать, один, потому что у него на руках обвинительное заключение, которое является государственной тайной, закрыто. Поэтому он находится один. А до этого в очень ужасных условиях находился. И сейчас мы очень опасаемся за его здоровье. Потому что вообще ученые, я так понимаю, не блещут здоровьем обычно, особенно которые занимаются анализом, а в данном случае столько лишений – и психологические, и физические, я знаю, что на него давили и морально, и в камере тоже было давление на него, то есть специально переводился из одного места в другое… Иногда даже за несколько дней он успевал сменить больше камер, чем дней. То есть это, конечно, не дало ему положительных эмоций.

В. Варфоломеев: Девчонки, в последний раз буквально неделю назад вы видели отца?

Оксана: Да.

В. Варфоломеев: Как он?

Оксана: Он не изменился совсем, такой же, как был.

В. Варфоломеев: Что говорил, что вы ему говорили?

Оксана: Мы ему рассказывали, как у нас дома, какая у нас елка, какие у нас успехи в школе…

В. Варфоломеев: А подарки ему можно было какие-нибудь передать?

Оксана: Нет, ему нельзя было ничего передать совсем.

В. Варфоломеев: А что он вам говорил?

Оксана: Он нам рассказывал, как он в камере, какая у него камера, как они переговариваются по унитазу.

В. Варфоломеев: Секреты вам раскрыл?

Оксана: Это не секреты, это все знают, просто в каких он условиях там живет. Рассказывал, как все называется…

В. Варфоломеев: Ирина, жизнь Ваших девочек изменилась каким-то образом? Ведь когда такие органы, как органы госбезопасности, обвиняют какого-то человека в предательстве Родины, в шпионаже и измене, это, наверно, может как-то отразиться на членах его семьи. Я думаю, что и Вы не раз вспоминали, и в том числе в вопросах наших слушателей проходят параллели между тем, что сейчас может происходит, и событиями 37-го года, когда от людей в такой ситуации близкие, родные, соседи просто отрекались?

И. Сутягина: Конечно, на нас очень большое влияние… Если Вы сейчас видите, что они улыбаются, так они буквально 3 месяца назад начали улыбаться. Потому что до этого очень трудный период… Вообще слово «шпион» – как камень по голове. Это сейчас мы немножко привыкли к нему, привыкает, оказывается, человек ко всему. А до этого очень тяжело нам было, конечно. Но мы друг друга поддерживали, девочки – меня, я – девочек. Они меня защищали оружием специальным, под подушки клали, баррикады у нас всегда на ночь строились около дверей, чтобы, не дай бог, больше кто-нибудь к нам не пришел. А соседи… Вообще-то нас очень много людей поддерживает, все соседи, потому что мы живем в доме, в котором Игорь вырос, все его прекрасно знают, живут одноклассники… Все хорошо к нам относятся. И что самое удивительное, к нам очень много пришло писем, просто со всей страны нашей, со словами поддержки. Спасибо больше за то, что вы нам верите! И даже переводы денежные… Спасибо большое, это нас очень поддержало, и мы теперь нормально себя чувствуем достаточно и надеемся на благополучный исход, очень надеемся. Но нас поддерживают не только они, еще, что удивительно, нас очень здорово поддержал сам Игорь. Он нам постоянно пишет письма. За год он нам написал 156 писем – это то, что мы смогли получить. На самом деле, там некоторая часть задержалась этих писем, и она не дошла до нас. И девочкам все время открытки посылает, всякие сказки пишет, придумывает всякие картинки, рисует. То есть надо было бы, наверно, наоборот, чтобы мы его поддерживали, но он нас очень здорово вытащил из этой ямы.

В. Варфоломеев: Ваши письма до него доходят, посылки, передачи какие-нибудь?

И. Сутягина: Да, доходят. Я не могу сказать, все или нет, мы этой информации не имеем, потому что все это идет через цензуру. И также к нам – все письма, которые идут к нам, все телефонные разговоры, все это прослушивается, просматривается, конверты все раскрытые к нам приходят. Мы уже, в принципе, привыкаем, правда, думаем: «Может быть, кончится уже? Суд уже на самом деле, что еще нужно от нас?»

В. Варфоломеев: А в период до ареста, в те годы, не замечали ли Вы, что кто-то интересуется работой и деятельностью Игоря?

И. Сутягина: Мы не замечали просто по доброте душевной. А когда мы узнали всю суть, мы поняли, сразу стало слышно, что и телефон прослушивается, и периодически доходило то такого, что поднимаешь трубку, а там слышно радио, в нашем телефоне, голоса, разговоры… То есть не замечали. Потом, конечно, все это…

В. Варфоломеев: Сам город Обнинск, где Вы живете, – во многом режимный город, там достаточно много объектов, которые обеспечивают государственную безопасность страны, и там наверняка эти самые органы госбезопасности довольно активно работают. Что-то не в Москве, не в рамках своего института, а в самом городе Обнинске Игорь делал?

И. Сутягина: Да, Игорь активно участвовал в работе Военно-морского центра по переподготовке экипажей подводных лодок, и он очень переживал насчет лодки, которая потонула, потому что он участвовал, с этим экипажем он тоже работал, он очень переживал за них, я знаю, и письма писал.

В. Варфоломеев: А каким образом он оказался в центре?

И. Сутягина: Он сам пришел и предложил свою помощь. Он читал лекции им по подводным лодкам американским. Врага надо знать в лицо, как говорится. Он им очень много читал по темам, которые они предлагали ему, и он свои им темы предлагал, которые он может им прочитать. И было очень много благодарностей оттуда – и от командования, и вообще от членов экипажей. Потому что это очень полезная информация. Опять же, та же самая собранная по крупицам информация, которая в одной куче, конечно, имеет вес и значение.

В. Варфоломеев: Потом не вменяли ему в вину работу в этом центре?

И. Сутягина: Судя по допросам, было такое. Но сейчас этого нет, не осталось этого.

В. Варфоломеев: Вы сами не из Калужской области, Вы познакомились с Игорем где-то в других местах?

И. Сутягина: В лесу в Карелии на лыжах, в походе лыжном познакомились, и потом так получилось, что я переехала сюда.

В. Варфоломеев: Старшая дочка у вас сибирячка, как и мама?

И. Сутягина: Да, в Томске родилась, в городе, где я жила. И гордится этим, все пытается туда уехать на морозы сибирские.

В. Варфоломеев: А как Ваши родные, которые в Сибири, как они воспринимают то, что происходит сейчас? Не говорят, знаете, как самые родные и близкие люди: «Брось все, оставь, возвращайся к нам, под родительское крыло!»?

И. Сутягина: Они, конечно, звали, что приезжай, если тебе там тяжело и неуютно… Звали, конечно, чтобы я приехала. Но нет, мы здесь остались, мы ездим на свидания, мы возим передачи, мы пишем письма, мы поддерживаем, как можем. Потому что знаем: невиновен человек, нет за ним такого.

В. Варфоломеев: Кстати, проходили сообщения, по-моему, даже в том числе в калужской прессе, что Игорь то ли на каком-то допросе, то ли на первом судебном заседании сказал, что признает свою вину.

И. Сутягина: Нет, он вины никогда своей не признавал. Мало того, он и не видит за собой никакой вины. Буквально на днях было распространено заявление адвокатов Игоря, в котором они на это указывают – что он не признает, никакой вины за ним нет и никакой деятельности с ущербом нашему государству он не вел, только чтобы нам было лучше.

В. Варфоломеев: Мы знаем, что в середине лета отец Игоря обратился в ряд правозащитных организаций, в том числе в Московскую Хельсинскую группу. Какая-то помощь была получена?

И. Сутягина: Да, помощь была получена.

В. Варфоломеев: Юридическая помощь?

И. Сутягина: Да, юридическая: адвокаты. У нас теперь не один адвокат, а целых три. То есть вот это нам лучше…

В. Варфоломеев: Это, кстати, не назначенные люди?

И. Сутягина: Не назначенные люди. Это люди, которые сами решились защищать, им это интересно, и не только интересно, но, в общем, они чувствуют, что это только начало такого процесса задавливания ученых.

В. Варфоломеев: Вопрос, который пришел на наш интернетовский сайт от Евгения Кравченко, он продолжает одну из тем, которые мы с вами затронули. Во-первых: «Ирина, выражаю Вам и Вашей семье свою поддержку». И дальше вопрос: «Не хотите ли Вы с семьей покинуть Россию после всего случившегося?»

И. Сутягина: Это очень сложный вопрос

В. Варфоломеев: Вы думали об этом?

И. Сутягина: Мы никогда об этом не думали. Меня часто об этом спрашивали: «Почему вы до сих пор не уехали?» Очень многие ученые, с которыми Игорь работал и писал книги, - они ведь все давно уже там, они оттуда пишут про Россию. Но мы сейчас об этом, конечно, не думаем, нам бы сейчас как бы вытащить его оттуда, по крайней мере, чтобы он не совсем искалечен был. Потому что если вы видели съемки, которые показывали по телевидению, он же уже даже ходит еле-еле, у него распухли все ноги. И никак мы не можем ничего сделать.

В. Варфоломеев: Он имеет возможность получать в следственном изоляторе медицинскую помощь?

И. Сутягина: Да, конечно, но вы же понимаете, что эта медицинская помощь в этих условиях просто идет на поддержание, чтобы он совсем не свалился, чтобы он ходил понемножку. То есть это не лечение, это поддержка. И потом, он очень активно сейчас занимался изучением дела, поэтому постоянно находился в суде, и значит, имел меньше возможности для того, чтобы обратиться к врачу.

В. Варфоломеев: На Ваш взгляд, как долго может идти сам судебный процесс? Разговаривали ли вы с адвокатами об этом?

И. Сутягина: Они ничего не говорят, вообще адвокаты не имеют такого, чтобы заранее о чем-то говорить. Поживем - увидим, как говорится. Но по нашим оценкам, не меньше месяца, до 5 месяцев. Хотя судья настроен дело провести быстро.

В. Варфоломеев: Институт США и Канады, в котором работал и, я думаю, сейчас продолжает работать, оставаясь…

И. Сутягина: Да, и спасибо директору института.

В. Варфоломеев: Он оказывает какую-то помощь вам?

И. Сутягина: Да, он оказывает очень большую поддержку моральную даже тем хотя бы, что он не отказался от Игоря и постоянно говорит, что никаких секретов, никакой закрытой информации, этот институт не работает с такой информацией и никогда не было такой информации у них. Игорь не уволен, мы даже получаем какую-то зарплату…

В. Варфоломеев: Вопрос, который пришел на наш пейджер. Валентина: «Может быть, деньгами вам помочь?» Как ответить людям?

И. Сутягина: Спасибо большое, мы обеспечены. Конечно, мы живем… Нормально живем. То есть у нас хватает денег. Мы поработали летом на участке, картошка у нас есть, овощи есть… Спасибо большое, наверно, есть более нуждающиеся. А за слова благодарны вам, за то, что вы верите нам.

В. Варфоломеев: Игорь из Петербурга – смысл его вопроса в следующем: даже если человек был шпионом, вряд ли его семья могла об этом знать. Ирина, Вы просто верите своему мужу в этих вопросах?

И. Сутягина: Я не то что верю, просто в нашей семье всегда было так, что мы всегда разговаривали на все темы и если были какие-то проблемы, эти проблема обсуждались. Если бы что-то утаивалось, я бы сразу это почувствовала. В нашей семье даже от детей нет никаких секретов. Игорь даже детям оттуда, из тюрьмы, написал письмо, рассказывая о том, что случилось, почему он находится там – для того, чтобы они могли отвечать одноклассникам. Потому что вы же знаете, дети сейчас все смотрят, все видят, все знают, они тоже и во дворе, и в школе задают вопросы. И Игорь оттуда им написал очень подробное письма – почему, как и что. Если бы он был шпион… Трудно сказать, зачем бы он нас… Я не могу сказать, не знаю как…

Оксана: Если бы он был шпионом, он бы не стал нам рассказывать про нашу Родину, не стал бы рассказывать, как сейчас наша Родина поступает, не стал бы нашей Родине помогать, не стал бы нас возить по местам исторических битв, рассказывать, почему такие битвы получались и что надо делать, чтобы не было больше сражений, чтобы не земле был мир – не стал бы он нам так все рассказывать.

В. Варфоломеев: К сожалению, наша беседа заканчивается. Наверное, нет в Обнинском СИЗО или в Калужском СИЗО радиоточки, и все-таки привет, я думаю, в эфире он не потеряется.

И. Сутягина: Любимый мой, держись. Мы верим в тебя. Ты выдержишь все эти испытания, и мы опять будем вместе.

В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» были жена Игоря Сутягина Ирина и его дочери Оксана и Настя.